Андрей Лазарчук - Опоздавшие к лету

Жила в пятикомнатном люксе с садиком в лоджии и маленьким фонтаном в гостиной, гоняла на прекрасных машинах и понимала в них толк так, как и не снилось многим мужчинам, считающим себя спортсменами и механиками. Не гнушалась расписывать машины рекламами богатых фирм и носить рекламные майки и кепочки — это составляло львиную долю приходной части бюджета «самого маленького государства Конкордиума», «Альбаста-в-изгнании», «односпального королевства» — так изощрялись журналисты. На булавки хватало, не так ли? И вообще — хочу ли я власти? По-моему, нет.

Но вот — сорвалась и куда-то несусь, кружась, размахивая мечом, шепча заклинания, вызывая к жизни неизвестные мне самой силы… как девчонка, которой показали, как крутить руль и на какие педали нажимать, и сказали — а теперь через Африку, бензина хватит! И девчонка, высунув от усердия язык, рулит по пустыне…

Стоп. Хватит скулить. Время для скулежа было — и вполне достаточное. Потом, за мемуарами, поскулим еще раз. Не сейчас. По ту сторону задымленной крыши были видны вершины таких же гигантских деревьев. Правее темнела каменная стена, похожая на крепостную, а за ней — островерхая крыша из такого же материала, как и у прогоревшего дома. Еще правее все закрывали кроны деревьев, деревьев было много, и все они казались ненастоящими — слишком большие и слишком неподвижные. И только совсем направо, в узком просвете между стволом их собственного дерева и кроной соседнего, видны были далекие горы и кусочек неба: будто припорошенный стеклянной пудрой. Страна великанов, подумала Аннабель, возвращаясь взглядом к горелому дому. Страна великанов — прямо с картин Рафаила Тойта…

— Как нога, Берт? — спросила она, чтобы ни о чем не думать.

— Все прошло, — Берт пожал плечами. — Будто ничего и не было.

— Была трещина, — сказала Аннабель.

— Я знаю.

— Трещина в кости — затянулась за сутки.

— Мне это тоже не нравится.

— Не нравится?

— Понимаешь ли… Даже не знаю, с чего… Я иногда не узнаю своего тела. Не то чтобы по-настоящему, но какие-то мелочи меня смущают. Я понимаю: подготовка у Дракона, его воздействие — это на многое влияет. И все равно… На этот счет можно зачислить приобретения, а не утраты. А я чувствую, что исчезли некоторые навыки… тело перестало что-то помнить, руки… Всё — мелочи, но почему-то неуютно. А ты?

— Не замечала, — покачала головой Аннабель. — Исчезновений не замечала. А что неуютно — согласна.

— И еще. Я понимаю — все та же подготовка… но мы как-то уж слишком ко всему готовы. Будто уже однажды проходили эту дистанцию и теперь просто вспоминаем и делаем лучше.

— Думаешь, лучше?

— Думаю.

— А что из этого следует — тоже думаешь?

— Тоже.

— Ну и?..

— Что мы уже действительно проходили эту дистанцию. Где-то сделали неверный ход… Драконьи штучки.

— Знаешь, Берт, на таких условиях я готова играть в любые игры.

Страховка от проигрыша — чем плохо?

— Не знаю… А где мы — те?

— Которые не дошли?

— Да. Которые не дошли.

— А это важно?

— Для меня — да. Ты не поверишь, но судьба моей бессмертной души мне не безразлична.

— Душа-то пока с тобой.

— А душа того Берта, который не дошел?

— Того, может, и не было совсем.

— Ну а если был? И не один?

Аннабель помолчала.

— Все равно — твоя душа с тобой. А раз ты помнишь — пусть смутно — что-то из предыдущих этапов, значит, и их души слились с твоей…

— Не помню ничего, в том-то и дело. Если бы помнил… Боюсь, что все гораздо хуже. Что мы — настоящие — не дошли, и тогда Дракон изготовил гомункулюсов…

— Бред, — неуверенно сказала Аннабель.

— Почему? Что противоречит этому утверждению? То, что мы ощущаем себя — собой? Не довод. То, что у нас наша память, — тем более не довод. А вот то, что я перестал различать на ощупь аверс и реверс монет, — это уже довод. Мы скопированы не абсолютно, а с маленькими допусками. И запах. Я чувствую, что у меня изменился запах.

— Но Дракон говорил, что изменит наши запахи.

— Он говорил — не изменит, а уничтожит. Что мы перестанем пахнуть вообще. И что же? Пахнем. Но не так, как раньше.

— Я тоже?

— Я не знаю, как ты пахла раньше, — очень серьезно сказал Берт. — Всё перебивала смесь «Ангелика» с машинным маслом…— и рассмеялся, стервец.

— Наши возвращаются, — сказала Аннабель. — Скотина ты, Берт, — я так старалась не думать обо всем этом…

— Значит, думала?

— Думала.

— Это бесполезно — не думать. Все равно прорежется…

Генерал и улан вернулись, не найдя пути вниз. Возможно, он и был, этот путь, но в самом нижнем из достигнутых ими залов лабиринта — именно залов — округлом помещении размером с дворцовую приемную; в этом зале пол был завален толстым слоем костей, человеческих и звериных вперемешку, и найти под этим слоем ход вниз было невозможно. Аннабель вдруг поняла, что именно являет собой, чему соответствует в том, неизнаночном мире этот заваленный костями зал, и понимание держалось в ней какую-то долю секунды — а потом исчезло. Но вот в зале уровнем выше нашли кое-что — и улан, улыбаясь, предъявил бухту толстого черного шнура. Очень крепкий шнур. Спокойно выдерживает двоих.

— Отлично, — сказала Аннабель. — Предлагаю поесть — и двигаться.

— Днем? — спросил генерал.

— Думаю, начать можно днем. Это изнаночный мир. Сила гернотов сюда не распространяется.

Генерал с сомнением пожал плечами, но промолчал.

— По крайней мере, они здесь не хозяева. А нам следует торопиться.

— Если сила Ю проникает сюда, то почему сила гернотов не может проникнуть? — ни к кому не обращаясь, спросил Берт. — Вполне возможно, что герноты имеют здесь своих агентов. К этому надо быть готовым.

— От агентов мы закроемся, — сказала Аннабель. — А сами герноты, может быть, сюда не вхожи.

— Будем надеяться, — сказал Берт.

Спуск прошел на удивление гладко и спокойно. Даже ощущение опасной пустоты было каким-то неподлинным. Лишь боль в обожженном шнуром плече подтверждала: все было на самом деле. Первым спустился Берт, за ним Аннабель, потом улан. Последним шел генерал. Он встал на землю — и в ту же секунду шнур, извиваясь, стал падать. Оказывается, генерал рискнул: подсунул под петлю пучок щепы и поджег. Огонь добрался до шнура как раз вовремя. Генерал невозмутимо сматывал шнур в бухту, а Аннабель отчитывала его за ненужный мальчишеский риск. Трава под деревом могла скрыть всадника. Но была она редка и на удивление грязна. Пахло пылью и дымом. Валялись под ногами клочья грубой шерсти и изломанные огромные перья птицы. Чуть в стороне белела голая кость — слона или бегемота. Теперь надо было понять, в какую сторону идти. Похоже, что лес Эпенгахен соответствовал вот этим деревьям-гигантам. Тогда выгоревший дом неподалеку — это город Ямм, опустевший при гернотах. Дорога к столице лежала бы через него или в обход его, но не все в обычном и изнаночном мире совпадает буквально, особенно в местоположении.