Майкл Муркок - Кочевники времени [Роман в трех частях]

«Я хочу еще раз попытать счастья. Если это мне не удастся, то сомневаюсь, что найду в себе силы продолжать мою жизнь (если это вообще моя жизнь!)».

Я вздохнул, повернулся и покрутил листок в руке. Я был сбит с толку и все еще думал, что определенно грежу.

Мисс Перссон исчезла — растворилась — провалилась в Ничто со своими бандитами и ружьями удивительной конструкции и огневой мощи (верное доказательство подлинности истории Бастэйбла и его теории касательно ее самоё!). У меня оставалась лишь лошадь, которая, если повезет и меня не убьют разбойники и я не собьюсь с пути, доставит меня в Шанхай. Я потерял почти весь свой багаж, значительную сумму денег и время, и все, что я мог предоставить моим скептикам, была таинственная рукопись! Кроме того, мисс Перссон превратилась для меня в такую же загадку, что и сам Бастэйбл. Что до состояния моей души, то едва ли оно было лучше, чем в те дни, когда я покидал Англию.

Наконец я поднялся, прошел в свою комнату и мгновенно заснул. Наутро я был почти удивлен тем, что рукопись все еще лежит рядом со мной. Выглянув в окно, я удивился не меньше: лошадь все еще была на месте и мирно пощипывала тощую травку.

Я отыскал клочок бумаги и нацарапал пару строк для мисс (или все же миссис?) Перссон, где благодарил ее за гостеприимство и за рукопись. Затем я — больше ради шутки, нежели всерьез — приписал свой лондонский адрес и пригласил ее заглянуть на огонек, если будет проходить мимо, «на случай если Вы как-нибудь снова окажетесь в моей части двадцатого столетия».

Месяц спустя я, изголодавшийся и уставший, прибыл в Шанхай. Я оставался в Китае ровно столько времени, сколько потребовалось на приготовление моей поездки домой.

И вот я сижу здесь за письменным столом моего маленького кабинета, гляжу на вечные холмы Вест Ридинга, перечитываю рукопись Бастэйбла Бог знает в какой уже раз и пытаюсь постичь все перипетии его приключений. Но мне это не удается.

Если кто-нибудь другой когда-нибудь прочтет этот текст, то он, вероятно, выудит из него больше моего.

Бастэйбл был беспомощен разрешить эту загадку, дед мой был беспомощен, и я, должен признаться, беспомощен тоже, хотя подобного рода рассуждения — мой рабочий материал и хлеб. Некоторые из идей, которые я обнаружил в книге (озаглавленной мною «Повелитель Воздуха»), я бессовестно использовал в моих сочинениях. Я «похитил» даже несколько действующих лиц (в особенности это касается Уны Перссон, которая появляется в «Английском Ассасине»). Быть может, когда-нибудь мисс Перссон наткнется на одну из этих книг. И если да, то я очень надеюсь на то, что она почтит меня визитом — и, вероятно, принесет мне разрешение загадки Освальда Бастэйбла. Могу со своей стороны заверить любезного читателя, что все эти новости мгновенно сообщу широкой публике!

Майкл Муркок

где-то в XX веке

Открытие и опубликование двух рукописей из наследия моего деда вызвали бурю кривотолков и предположений — как касательно подлинности текстов, так и относительно вменяемости их создателя. Наследие это заключалось в стенографической записи, сделанной моим дедом по рассказу загадочного капитана Бастэйбла, с которым дед мой свел знакомство в начале нашего столетия на Роув Айленде; кроме того, имелась еще одна рукопись, созданная, как предполагалось, самим Бастэйблом и переданная моему деду, когда тот находился в Китае в поисках «кочевника временных потоков».

Подвергнув эти тексты лишь небольшой литературной обработке, я опубликовал их под заглавиями «Повелитель Воздуха» и «Левиафан шагает по земле». Я был убежден, что мне больше ничего не доведется узнать о приключениях Бастэйбла. Когда в заключительном слове к «Левиафану» я заметил, что надеюсь когда-нибудь быть удостоенным визитом Уны Перссон, я, естественно, выражался иронически. Я вовсе не думал, что однажды сведу знакомство со знаменитой путешественницей по времени. Но забавно играет судьба — вскоре после публикации «Левиафана» она нанесла мне первый визит. Она, казалось, была рада возможности поговорить со мной и позволила мне использовать в творчестве многое из того, что рассказывала из своего опыта путешествий по нашему временному потоку, а также по другим потокам времени. Что же касается Освальда Бастэйбла, то здесь она была не столь разговорчива, и мне вскоре стало ясно, что я не должен оказывать на нее давление в этом вопросе. Большинство моих обращений к его образу в других книгах (как, например, в «Танцорах на краю времен») были чистой воды измышлениями.

В конце весны 1979 года, вскоре после того, как я завершил работу над очередным романом и пытался отдохнуть, поскольку я был совершенно выпотрошен усталостью. Моя работа в очередной раз уничтожила на корню всякую возможность личной жизни и ослабила сопротивляемость невзгодам. Именно в это «благодатное» время я был удостоен очередным визитом миссис Перссон на моей лондонской квартире. Я был отнюдь не в том настроении, чтобы находиться в одном помещении с кем-либо из представителей рода человеческого; но она откуда-то узнала (или, быть может, успела увидеть в будущем), что мне очень плохо. Она пришла узнать, не может ли быть мне полезной. Я сказал ей, что нет ничего такого, чем она могла бы мне помочь. Время и покой разрешат все мои проблемы.

Она согласилась и ограничилась лишь коротким смешком:

— Но вам, вероятно, нужна работа.

Подозреваю, в тот момент я, преисполненный жгучего сострадания к самому себе, высказался в том смысле, что никогда больше не смогу работать (это заблуждение я разделяю со всеми творческими людьми, каких знаю). Она не предприняла ни малейшей попытки разубедить меня.

— В любом случае, — сказала она, — если когда-нибудь почувствуете потребность что-нибудь написать, я буду неподалеку.

Теперь меня уже охватило любопытство:

— О чем вы, собственно?

— У меня для вас есть одна история.

— Я сыт по горло историями, — возразил я. — И не имею ни малейшего желания заниматься ими.

Она потрепала меня по плечу:

— Вам нужно на время уехать. Отправьтесь в путешествие.

— Вероятно, я так и сделаю.

— А когда вы вернетесь в Лондон, вас уже будет ждать история, — обещала она.

Ее дружелюбие и желание помочь успокоили меня, и я сердечно поблагодарил ее. По чистой случайности заболел один из моих друзей в Лос-Анджелесе, и я решил навестить его. Я задержался в Соединенных Штатах дольше, чем намеревался изначально, и после короткой остановки в Париже возвратился в Англию только весной 1980 года.