Ремон Мариваль - Агуглу (Тайна африканского леса) [Затерянные миры, т. XXVII]

Лицо Муни приняло тоскливое выражение. На моих коленях лежит ее маленькая ножка. На ней виден укол величиной не больше точки, но которой совершенно достаточно для того, чтобы через нее смерть проложила себе дорогу.

— Что с тобой? — спрашивает она меня, кусая губы. — Почему ты так бледен? Это не гадюка; меня уколола простая ветка!

Не отвечая ей, я открываю рану, которую высасываю губами и нажимаю затем пальцами. Тело вокруг раны не вздулось; появилась только мягкая опухоль, которая понемногу разрастается.

Поняла ли наконец Муни? На ее лице появляется выражение дикого ужаса; с поднявшимися волосами, она устремляет на меня выкатившиеся от страха глаза.

— Успокойся, я высосал весь яд; ничего не будет.

Я посадил малютку к себе на колени и обнял ее. Но она неподвижна и серьезна. Глаза ее закрылись, как будто для того, чтобы не видеть призрака смерти и ускользнуть от ее тайн.

Как обезобразили это нежное тело лишения! Изящно выточенные уши растянулись; на подбородке исчезла ямочка, которая так шла к ней; мускулы рук пропали и ребра выступают под грудью; но что значит все это в сравнении с сознанием, что мы приближаемся к цели, что значит все это, если яд пощадит ее?

К несчастью, действие яда настолько же неумолимо, как и быстро. Члены Муни уже слабеют и сгибаются, ее сердце бьется сильными, беспорядочными перебоями и ледяной холод заставляет ее дрожать до мозга костей. Она раскрыла глаза, устремленные неизвестно куда, и я вижу слезу — первую слезу — дрожащую на ее ресницах.

— Умереть? Неужели я умру?

Она делает последний тоскливый жест, чтобы поднести к шее свои бедные скорченные руки, пальцы которых больше не сгибаются. Я приподымаю ее голову и целую в лоб, в волосы, слипшиеся от предсмертного пота.

Что сказать еще?

Весь день и всю ночь сидел я, убитый, у трупа моей подруги, пораженный тем столбняком, в какой нас погружают роковые события. Там и нашли меня английские офицеры, охотившиеся на буйволов.

Машинально я последовал за ними на ближайшую стоянку.

В отведенной мне комнате было зеркало. Я увидел в нем иссохшее, покрытое лохмотьями, бледное, худое лицо, заросшее до бровей взъерошенной бородой и сухие глаза, блеск которых угас навсегда.

— Вы действительно шли из Убанги? — спросил меня комендант после общего обеда. — Вы побили рекорд и мне хотелось бы узнать ваши приключения!

Я вытер губы и начал свой рассказ. Когда я окончил, комендант приложил указательный палец ко лбу и подмигнул товарищам:

— Это невозможно! — заявил он. — Все это вам приснилось. Придите в себя, дорогой мой: Агуглу не существуют!

Ремон Мариваль — псевдоним Мари-Луи-Ремона Вайсье (1864–1957), кавалера ордена Почетного легиона, на рубеже веков — мирового судьи во Французском Алжире. В 1901 г. опубликовал колониальный роман «Янтарная плоть» о любви и трагической гибели алжирской крестьянской девушки. В следующем романе Мариваля «Le Çof: Обычаи кабилов» (1902) о любви молодого судьи, приехавшего в Алжир из метрополии, и кабильской девушки, ощущаются автобиографические нотки. Фантастический роман «Агуглу» (Les Augouglous) был выпущен в Париже в 1923 г. издательством «Фламмарион» в серии «Библиотека приключений»; русский перевод был опубликован в 1925 г. ленинградским издательством «Наука и школа.»

Текст публикуется по указанному выше первоизданию. Пунктуация и отдельные устаревшие обороты приближены к современным нормам.

Государства в Восточном Судане ( Здесь и далее прим. из ориг. изд. ).

Негритянский царек.

Хлебный злак.

Африканское растение, употребляющееся для возбуждения деятельности сердца.

Автор рукописи, приводимой нами, написал ее, вероятно, до открытия, сделанного д-ром Дюбуа. В наши дни непозволительно не знать, что на о. Яве упомянутый голландский ученый собрал по остаткам фауны дочетверичной эпохи скелет ископаемого существа, представляющего переходную ступень между обезьяной и человеком, и назвал его «питекантропос» ( Прим. авт. ).

Рафия — особый вид африканской пальмы с очень крепкими волокнами.

Белые, иностранцы.

О способности некоторых животных самосветиться в водах, недоступных солнечному свету, см. книгу д-ра Жубена «Жизнь в океанах» (изд. Фламмариона). ( Прим. авт. ).

Речь идет, очевидно, о Рувензори, на языке банту Ругвензу-руру (король облаков, производитель дождей). Древние египтяне называли его Серебряной горой, а Птолемей упоминает о ней под именем Лунной горы. Цепь Рувензори почти всегда закрыта густым туманом; в первый раз ее мельком увидел в 1864 г. Беккер, затем более внимательно рассмотрел Стэнли в 1888 г., и, наконец, исследовали ее Мур и Фергюссон в 1901 г. Только в 1906 г. экспедиции герцога Абруцкого удалось подняться на самую высокую вершину, возвышающуюся на 5126 метров.

Озера в этой местности бесчисленны. Все как будто указывает на то, что деревня, в которой родилась Адуаде Муни, находится на южном конце цепи, около озера «Альберт Эдуард». Как раз в этой местности исследователи указывают на одно племя (Баима) эфиопского происхождения, по чертам лица и обычаям приближающегося странным образом к египтянам до покорения их мусульманами. P. М.

Хищное животное из породы полуобезьян, питающееся разными маленькими животными, за которыми охотится только ночью.

Пряное растение.