Ася Плошкина - Заводное сердце. Девочка из ниоткуда [litres]

– Амелия Никитична сказала, что ты переживаешь из-за разлуки с родными. Здесь для тебя все новое и непривычное, вот нервы и расшатались. Хочет вызвать врача, чтобы прописал тебе успокоительные капли.

– Не стану я пить никаких капель! – Варя притворно возмутилась, стараясь скрыть облегчение. Никто не догадался! Блюстители не запрут ее в темницу. Она в безопасности!

– Мы вот еще что хотели сказать, – Алиса внезапно помрачнела. – Венценосцева это так не оставит.

Я не знаю, что она сделает, но таких подлых натур еще свет не видывал. Будь внимательной, старайся не говорить лишнего… Особенно про князя Кручинина, – заметив, как побледнела Варя, Алиса замотала головой и поспешила добавить: – Нет-нет, мы думаем так же, как и ты, но в Цареграде очень жестокие порядки. Один донос – и появятся Блюстители. – Алиса понизила голос: – А они так просто не отстанут.

– Я постараюсь быть осторожнее.

– Ох! – Фани взглянула на хронометр и вскочила с кресла. – Нас сейчас хватятся!

– Еще успеем наговориться, – подмигнула Алиса. – Раз мы теперь официально друзья.

– Конечно, успеем! – Варя благодарно улыбнулась.

У дверей девушки обнялись на прощание, а потом разошлись по спальням. От всех переживаний Варя едва стояла на ногах. Побросав одежду на пол, она рухнула в постель и тут же уснула.

Полозов приехал домой в одиннадцатом часу и заперся в кабинете. Из головы у него не выходило происшествие в столовой. Интуиция не обманула инспектора – с Варварой Чудариной и впрямь было что-то не так. Вернее, с ней все было не так: ее туманное происхождение, фальшивая биография, странные способности. И эта внезапная вспышка…

После опроса девочек стало понятно, что новенькая вышла из себя, когда заговорили о Елисее Кручинине. С чего бы вдруг?

Инспектор уселся за необъятный письменный стол. В нижнем ящике лежал старый дагеротип в тонкой рамке. Полозов посмотрел на карточку с ненавистью. «Ты всегда и во всем меня обходил, – подумал он. – Учеба, деньги, внимание женщин. Даже Альянс! По какому праву именно тебе выпала такая честь? Но теперь это все неважно, – лицо инспектора исказила злорадная ухмылка. – Где ты теперь, Елисей? И где я…»

Полозов откинулся на спинку кресла, и перед глазами ярко вспыхнуло воспоминание – еще свежее, не истершееся от времени.

Раскрывается тяжелая дверь, на пороге – князь Кручинин. Подтянутый, в свежей рубашке и новом шелковом жилете. Волнистые каштановые волосы зачесаны назад, лицо румяное, светло-серые глаза лучатся радостью.

– Гордей! – Князь кидается к гостю и сжимает его в объятиях. – Это ты! Как же я рад…

– И я… Не знаю, сможешь ли ты простить меня за то, что оставил тебя одного в таком страшном горе, но я совершенно не имел возможности вырваться… – Полозов отстраняется, с недоверием глядя на князя. Шесть месяцев назад погибли его жена и единственная дочь, Полина. Рухнул новый сверхскоростной дирижабль «Аргест», который Кручинин спроектировал сам. Это крушение унесло жизни пятидесяти человек, князя судили, с позором изгнали из Альянса. Он все потерял – семью, репутацию, положение в обществе. Гордей Иванович знал, что первое время Кручинин не выходил из дома, проводя время в компании с крепким алкоголем. Неделями не брился, спал в одежде, разговаривал с большим портретом, на котором были изображены его жена и дочь. Так что Полозов ожидал увидеть все что угодно, но не счастливого, помолодевшего мужчину. Полгода – недостаточный срок для того, чтобы оплакать свою разрушенную жизнь.

– Я тебя не виню, Гордей! Проходи в дом, что же ты стоишь! Побеседуем в кабинете. Я велю подать кофе.

– Ты хорошо справляешься с горем, – сквозь зубы цедит Полозов, оказавшись в просторной комнате, заставленной книжными шкафами. На стене висит фотокарточка. Хрупкая девочка лет двенадцати, с длинными светлыми волосами, сжимает в руке фарфоровую куклу, похожую на хозяйку почти как две капли воды.

– Справляюсь с горем… – Князь словно взвешивает на кончике языка каждое слово. – Разве с горем можно справиться? Оно всегда будет со мной. Всегда будет лежать внутри меня неподъемной тяжестью. Ты понимаешь, о чем я? – Кручинин прикладывает к груди красивую длиннопалую ладонь. Взгляд – тревожный, ищущий – мечется по комнате, иногда задерживаясь на лице Полозова.

– Д-да, я понимаю.

– По моей вине погибли люди. Моя семья, самое дорогое, что у меня было. Они все мертвы из-за моей ошибки… – с надрывом в голосе говорит князь. – Если бы не моя глупость, моя оплошность… Сейчас они были бы живы. Если справиться с горем означает забыть об этой потере… принять ее, я боюсь, это невозможно.

– Эту ошибку мог совершить каждый, – Полозов чеканит подготовленную фразу. Его слова кажутся неживыми, бесцветными. – Строго говоря, это даже не твоя вина. В отчете ведь было сказано, что…

– Моя. Я не хочу от нее прятаться. Мне каждый день снятся люди, которых я убил. Снятся Полли и Марианна… – Князь замолкает и смотрит куда-то в сторону. На долю секунды Полозову кажется, что он вот-вот потеряет самообладание, может быть, даже заплачет. Но тот встряхивает головой и продолжает: – Я больше не гоню эти мысли и видения. Они – часть меня, часть моей жизни. Заставить их уйти, замолчать? Я долго пытался, но понял, что мне это не под силу.

– И все же мне кажется, что ты немного… Воспрял духом? Выглядишь лучше. Ты занял себя делами? Работаешь над чем-то интересным?

Пару мгновений князь молчит и смотрит на друга долгим изучающим взглядом. Словно пытается решить – можно ли тому доверять. И наконец объявляет:

– Тебе я могу признаться. В моей жизни появился новый смысл. Я получил чудесный, удивительный дар!

Полозов слышит быстрый топот над головой.

– Вот как? – спрашивает он, все больше настораживаясь. – Ты расскажешь мне?

– Я не могу, – вздыхает Кручинин. – Пока слишком рано, и ты мне просто не поверишь… Но, обещаю, ты узнаешь первым! Когда придет время.

– Признаться, Елисей, ты меня немного пугаешь. То, о чем ты говоришь, не противоречит законам Гардарики?

– Ну что ты! – смеется князь. – Я распоряжусь насчет кофе. Будь как дома!

Едва Кручинин исчезает за дверью, Гордей Иванович подходит к столу и без всяких колебаний рассматривает лежащие на нем бумаги. Счета, бухгалтерия, старые чертежи – все в полном беспорядке. Он наугад вытягивает несколько листов и замирает, раскрыв рот.

Эскизы механического сердца. Трубки, камеры, клапаны, шестерни и пружины. Внизу, под рисунком, стоит дата: чертеж был сделан после трагедии – тогда, когда князю полагалось умирать от горя. К тому же Ложа Хранителей еще два года назад запретила Кручинину работу над проектом.