Роберт Бюттнер - Удел сироты

Позже руководство Смитсониевского института расщедрилось и устроило буфет для участников церемонии на территории Воздушного и Космического музеев.

Брамби, Пигалица и Уди, Говард и я заняли отдельный столик. За другим столом расположилась брюнетка в деловом костюме. Она сидела ко мне лицом и улыбалась. Знаменитость всегда имеет хорошие шансы.

Брамби равнодушно жевал чизбургер от службы обслуживания Национального парка.

– Они должны позволить президенту Айрон принять это судно.

Пигалица прочитала ярлык на сэндвиче с цыпленком и развернув его стала нарезать для Уди.

– Толпа освистит ее, если она поднимется на сцену. Они думают, что это она повинна в развале экономики.

– Тут и толпы не было бы, если бы не было ее, – взмахнул сэндвичем Брамби. – И слизняки тут как бы не при чем.

– Кстати, Брамби, мне интересно, какое новое назначение ты получил? – спросил я. Твай поставила меня в такие условия, что я теперь должен был говорить осторожно, даже когда беседовал с друзьями.

– А ты не слышал? – заморгал он. – В следующем месяце я демобилизуюсь. Поступаю на медицинский.

У меня челюсть отпала. Я почувствовал, что настолько погрузился в окружение дорогих отелей и флиртующих брюнеток, что утратил контакт с человеком, который был мне как брат.

– Почему?

– Тот парень, которого я треснул кулаком на « Эскалибуре »… Они проверили меня в Вифезде [51]и наблюдали за мной. Посттравматическая, вызванная стрессом, дезориентация.

– Они думают, что гражданский с этим диагнозом, лучше чем военный?

– Гражданский обычно не носит оружия, – только сейчас я заметил, как трясутся его руки. Наконец он прижал пальцы к краю стола и успокоился. – Все в порядке… К тому же, должен я спросить, что со мной будет через двадцать лет, если я останусь в армии? Сержант Орд отправил мои бумаги в Пентагон, насколько я слышал. Я могу получить Пенсию Благодарности, если завтра сделаю правильный выбор.

Конгресс хотел как можно быстрее утвердить пенсии ветеранам Экспедиционного корпуса Ганимеда, тем, кто хотел демобилизоваться. Брамби мог получить свою пенсию в соответствии с действующим разрядом рангов. Для страны дешевле платить нам пенсию, чем реальную зарплату, тренировать и содержать нас. В конце концов, осталось всего семь сотен выживших.

Я и сам думал об этом. Пенсия генерал-майора – хороший куш. Но тут, прежде чем я окончательно погрузился в печальные думы, вступило в действие новое лицо.

– Говард, что у тебя новенького?

Он разминал в пальцах незажженную сигарету.

– Мы расшифровали данные обзора Ганимеда, которые сгрузили с Джиба. Ты должен был позволить мне продолжать охоту за трофеями. Футбольный мяч? Он оказался не одинок. Такие же штуки распиханы по всему Ганимеду, словно пасхальные яйца.

Я с удивлением посмотрел на Говарда.

– Пасхальные яйца прячут только для того, чтобы кто-то их нашел. Зачем они слизням ?

Говард пожал плечами.

– Может это какое-то послание. Мы ожидали, что люди Брэйна вскроют «футбольный мяч». Но теперь это напоминает блошиный цирк… Сам все увидишь.

– Не могу дождаться.

Как самый маленький среди подростков, Уди стал беспокоиться, когда перед ним оказались и Брамби, и Говард. Я прошел вместе с Пигалицей и моим крестным по Эспланаде, к нанятому ею автомобилю. Если новых автомобилей не выпускали, то автомобилей, которые можно взять в ренту, не было и подавно. Но Дядюшка Сэм оказался щедр, потому что Пигалица – единственная женщина, в истории человечества, родившая ребенка вне Земли. Ее психическая реабилитация проводилась в Центральном армейском госпитале имени Уолтера Рида [52]. Ехать туда недалеко.

Мы могли бы стать семьей. И трехлетний Уди стал бы моим сыном, а не крестным. У него были светлые волосы Мецгера и кожа cafe au lait [53], как у Пигалицы. А я белый, как истинный европеец. Меня ничуть не интересовала судьба « Звезды », выкрашенной в небесно-голубой и перенесенной в Смитсониан. А Уди она нравилась, впрочем как нравилась бы и любому трехлетнему пацану.

Пигалица поймала мой локоть пальцами в перчатке и прошептала:

– Смотри!

Игрушечный планер дугой пролетел в холодном, сухом воздухе, потом на мгновение замер на месте и аккуратно приземлился. Уди, находившийся метрах в трех от него глупо захихикал.

Хихикая он побежал прямо к нам, размахивая маленьким голубым клином, точно флагом.

– Упал! Снова упал!

Пигалица побледнела, не смотря на свои cafe au lait. Она обняла себя за плечи, спасаясь от вашингтонского холода.

– Что-то не так?

Может, она боялась, что сын ее станет пилотом? И умрет также как его отец?

– Они все считают моего малыша уродом, – покачала она головой. – Что-то со скоростью реакции. Но больше они не могут найти никаких отличий.

Уди уселся на траве, скрестив ноги, руками он водил по воздуху планер, изображая полет, при этом ревел словно маленький двигатель – слюни летели во все стороны.

– Он всего лишь ребенок, Пигалица… Симпатичный, сильный, здоровый ребенок.

– А может всему виной гамма лучи, – нахмурилась она. – Низкая гравитация. Кто знает, что делает его другим?

Я закатил глаза.

– Я что-то не вижу у него третьего глаза.

Она повернулась ко мне, уронив руки.

– Дело не в этом. Я все равно буду любить его, каким бы уродом он не оказался. Это – они.

– Кто они?

– Доктора. Любознательные ученые. Интеллектуальные твари. Они считают, что зачатие и рождение вне Земли автоматически превращает человека в лабораторную крысу. А я думаю о нем, как о моем сыне.

– Ты преувеличиваешь.

– Я? Оглянись вокруг.

Я не должен был этого делать. В двадцати ярдах, изображая туристов, прогуливалась компания из мужчин и женщин в полевой форме ВП [54].

– Ты знаменитость. Точно так же как Уди. Есть множество психов, которые до сих пор сходят с ума от того, что отец Уди уничтожил единственный встреченный нами иной разум.

Она засунула руки в карманы куртки и прошипела:

– Это точно.

Я улыбнулся.

– Ваша безопасность и ваше радостное настроение – единственные причины, по которым я радуюсь тому. Что ты осталась на службе. Мне нужен пример кого-то, кто более параноидален, чем я.

Нагнувшись, она стала стирать травинки с носка своего ботинка.

Наконец она выпрямилась и посмотрела на меня.

– Я все думала, как тебе сказать. Завтра, я ухожу.

– Уходишь?

– Уезжаю из Вашингтона, ухожу из армии.

С тем же успехом она могла дать мне пощечину.

– Но…

Она оглянулась в сторону военных полицейских.

– Джейсон, даже если бы я доверяла правительству, зачем мне оставаться в армии?

– Но теперь я останусь один.

– Я буду неподалеку. Я тут присмотрела одно местечко. В Колорадо.