Роберт Бюттнер - Удел сироты

Она шагнула к стене и провела пальцами по холодному мрамору.

– Джейсон, вы хоть понимаете, к чему может привести ваше политиканство?

– Да, мэм. Общество должно вновь обрести уверенность в завтрашнем дне.

Бывшая президент покачала головой.

– Война закончилась. Народ уже знает об этом. Мы выиграли. При этом мы заплатили ужасную цену. Проблема в том, куда теперь катиться Америка и весь мир. Военные очень дороги, Джейсон.

Неожиданно передо мной стал образ кратера, который когда-то был Каиром. Род человеческий нуждался в каждом дестицентовике, чтобы возродить мир.

– Мы должны тратить деньги на гражданские нужды, мэм.

Она кивнула.

– Но для политиков это не слишком-то хорошо. Им будет лучше, если где-то будет плохо.

– Мэм? Хоть я и новичок в Вашингтоне, мне кажется это глупым.

– Однако, все именно так. Если дела пойдут плохо, им будет нужна мишень, которая станет несимпатична всему обществу. Они также нуждаются и в тех, кто не умеет отступать. В том, у кого в шкафу есть свои скелеты.

Я улыбнулся.

– Но я-то не такой. Я делал ошибки, но я не стыжусь их. И я считаю, что если я всегда говорю правду, то никогда не попаду в неприятность.

Она долго-долго разглядывала каменный пол, потом покачала головой и вздохнула.

– Вы новичок тут.

После этого мы покинули мемориал Линкольну. Бывший президент Соединенных Штатов провезла меня по городу, который она знала как никто другой. Мы поели сэндвичей. Потом лимузин покатил к моему отелю.

Когда я вылез из машины, Маргарет Айронс приподнялась со своего места.

– И последняя вещь, Джейсон. Если вы не захотите увидеть это на первой странице « Вашингтон Пост », то лучше никогда не говорите этого!

На следующее утро я долго лежал в кровати, наслаждаясь бледным светом, просачивавшимся через занавески моей спальни. Джиб поскребся под дверью, потом открыл ее одной из своих передних конечностей, выскочил в прихожую и вскоре вернулся со свежим номером «Вашингтон Пост».

Он бросил газету на пол рядом с кроватью, сел возле нее, и уставился на первую страницу. Следом за передовицей шел прогноз погоды, которая обещала быть холодной и сухой. Впрочем, как и во все остальные дни после начала войны.

– Нет, Джиб. Не сейчас. Я должен подумать.

Джиб поджал под себя свои шесть лап, вытянул антенну и со вздохом опустился на пол. Я заложил руки за голову и уставился в календарь.

Последние два дня Твай натаскивала меня. В после военном мире пехота уже не имела никакого значения. Люди вроде Брэйса и те проекты, которые он вел – вот все, что нужно от армии. Фактически вегетативная жизнь, которую я сейчас вел, получая жалование генерала, отбирало хлеб у египтян, жителей Айовы и Панамы, без всякой причины.

Сегодня был последний день, когда можно было уйти из армии в соответствии с приказом о демобилизации. Если я так сделаю, Твай не сможет таскать меня за собой, выставляя на показ, словно дрессированную собачонку. Мне дадут большую пенсию, и я смогу сидеть и спокойно писать автобиографию, причем, делая это так, как мне хочется. Если я не хотел ставить свое имя под голо Аарона Гродта, то я мог и не делать этого. Если я хотел говорить о том, что слизни затаились повсюду, я бы мог это делать. Я вздрогнул только об одной мысли об этом. Может мне не стоит идти на поводу у президента?

К тому же у меня возникло сильное желание присоединиться к Пигалица и Уди, когда те обоснуются на гражданке. Я кивнул сам себе. Опыт командира поможет мне принять правильное решение.

Демобилизоваться было проще простого. Любой ветеран Экспедиционных сил Ганимеда должен лишь связаться с вебсайтом, назвать свой идентификационный номер, а потом устно подтвердить свое решение. И вы в тот же миг могли считать себя демобилизованным, даже если бы сам процесс, оказался более длительным.

Я улыбнулся. Решение принято! Моим последним военным приказом должно было стать распоряжение о том, какой завтрак доставить в мои апартаменты. Я набрал по телефону номер обслуживания номеров.

– Чем мы можем помочь вам, генерал?

Внезапно я почувствовал острую боль. Я не мог нарушить приказ. И в этот раз я промахнулся.

– У вас есть протеиновые палочки?

– Да, сэр. Но наши постояльцы обычно говорят, что вкус у них, извините сэр, дерьмовый.

Я улыбнулся, глядя в потолок, а потом потянулся всем телом.

– Великолепно. А что бы вы порекомендовали?

Телефон запикал. Перегрузка сети. Я нахмурился, несколько раз нажал на кнопки, потом позвал:

– Алло?

– Включи визуальный контакт, – говорила Твай.

Я включил, потом поднял руку и затемнил ее образ, потому что в ярком солнечном свете она выглядел пурпурной.

Нет, она и в самом деле была красной, как рак. Судя по окружающей ее обстановке она как раз направлялась ко мне в номер.

– Я иду к вам. Вы видели утренний выпуск «Вашингтон пост»?

Я сел, спустил ноги с кровати, сбросил Джиба с утренней газеты, и поднял ее с пола. Чуть ниже прогноза погоды я прочел:

– Что за черт? Я никогда не говорил…

В дверь постучали. Джиб открыл. Твай перешагнула через него и встала передо мной, скрестив руки. Джиб ощетинился, а потом перебрался мне на плечо, поближе к сонной артерии. Он всегда делал так, если мое дыхание становилось учащенным.

Статья была подписана:

Линн Дей. Специально для «Вашингтон Пост».

– Е.. твою мать! – выругался я.

– Вы говорили это? – казалось взгляд Твай, вот-вот прожжет меня насквозь.

Я ткнул на второй подзаголовок.

– Хорошо… Но я никогда не использовал слово «ассигнования». Я не знал, что она репортер!

Твай наклонилась ко мне.

– Она солгала вам!

– Она сказала, что она – писательница. Я не думаю…

– Джейсон, сколько раз мы об этом говорили? – сквозь крепко сжатые зубы с шипением выдохнула Твай.

Я резко сник.

– Слишком часто, Руфь.

Вот все и закончилось. Может теперь мне станет хорошо?

– Политика – вещь невозможная. Вы балансируете на грани лжи. Я устал от гостиничных простыней. Меня тошнит от белковых палочек, которые я пытаюсь есть, чтобы лучше выглядеть. Я пытаюсь говорить, то, что на самом деле никогда бы не сказал. Я собирался вам сказать: я выхожу из игры.

Руфь покачала головой.

– Слишком поздно.

– То есть?

– От администрации не уйдешь. Эта статья вызвала у каждого гражданина желание получить от законодателей гарантию личной безопасности, безопасности штата или округа. Это вызвало вал флибустерства [61]. Это потопило скудный бюджет обороны, установленный на следующий год.