Борис Руденко - Очень холодно [сборник litres]

– Мои? – Ландо удивлённо приподнял брови, а потом улыбнулся. – Мои – нет. Собственно, у меня нет детей. Для меня это просто бизнес…

С утра Прокоп вызвался сходить купить смазку для мини-трактора и предупредил, что немного задержится. Он просто хочет прогуляться – так Прокоп сказал Греню. Хотя и теперь, когда у Прокопа на пребывание в посёлке была оформленная постоянная виза и он мог передвигаться в округе свободно, согласно Закону о Народном Благе Номер Тридцать Семь, работник был обязан ставить нанимателя в известность о целях и маршрутах своих перемещений. Грень лишь небрежно пожал плечами, что означало безразличие к тому, чем намерен заниматься Прокоп за пределами двора. Прокоп прицепил на куртку яркую оранжевую табличку трудового мигранта и направился к калитке.

– Эй! – остановил его оклик.

Прокоп обернулся.

– Вечером сегодня придёт, – сказал Грень.

Прокоп ждал, не понимая, о чём речь.

– Этот, Майин дружок. Из охранников лагеря. Она просила передать. Так что особо не задерживайся…

– Спасибо, – поблагодарил Прокоп, но Грень уже отвернулся.

Лавка была неподалёку, покупка много времени не заняла. С пластиковой канистрой в руке Прокоп шёл, низко опустив голову и намеренно приволакивая ноги, демонстрируя полное смирение, кротость и покорность любым движениям судьбы. Но взгляды редких прохожих, которые он ощущал на себе, от того не становились более доброжелательными. Прокоп оставался здесь чужаком.

Предусмотрительно обойдя по узким улочкам центральную площадь, где размещались резиденция местного Избранника и контора маршала, он вышел на восточную окраину городка и зашагал по узкой колдобистой дороге, что вела к заброшенному заводу. На повороте, оглянувшись по сторонам и убедившись, что вокруг никого нет, Прокоп сдёрнул табличку, нырнул в обступавший асфальт, такой же серый от пыли кустарник и бросил в траву ёмкость со смазкой.

Теперь он бежал ровно и мощно, подныривая под клонящиеся ветви и перепрыгивая низкий подрост. Кустарник постепенно редел, местность поднималась, и скоро Прокоп оказался на вершине пологого холма, которую венчали развалины какого-то строения – то ли будки связи, то ли старой часовенки. В полукилометре, внизу, открывался трудовой лагерь – огороженный высокой проволочной оградой прямоугольник с вышками охраны на каждом углу, поделённый точно пополам сплошным забором на мужскую и женскую зоны с аккуратными рядами бараков для перевоспитуемых. Административный сектор, домики для офицеров и казармы для рядовых, располагался на внешней стороне прямоугольника, примыкая к одной из его меньших сторон.

Ближе к лагерю Прокоп подобраться бы не смог – до самой ограды расстилалась абсолютно ровная, лишённая малейшего укрытия поверхность, поросшая невысокой жёсткой травой. Прокоп лёг между двух обломков обрушенной стены, достал бинокль и принялся наблюдать. В самом деле, могло показаться, что лагерь охраняется не слишком бдительно. Один из часовых на ближайших к Прокопу вышках явно дремал, другой увлеченно листал журнал. Воспитуемые бродили по территории, беседовали, собираясь небольшими группками. Несколько мужчин на своей территории вяло перебрасывались мячом на утоптанной площадке плаца. Прокоп смотрел не отрываясь. Лишь на несколько секунд он опускал бинокль, чтобы протереть от влаги и помассировать воспалённые напряжением глаза. Он искал, искал Анну. Но расстояние не позволяло разглядеть лиц, а бесформенные синие балахоны превращали осуждённых в клоны, лишённые малейшей индивидуальности. И всё же Прокопу показалось… он не был уверен, ему только показалось…

Он опустил бинокль, с силой растёр глаза и несколько десятков секунд лежал, зажмурившись и шумно дыша. Нужно было успокоиться. Нужно помнить о главном. Сейчас он должен был только смотреть и запоминать…

Внутри периметра Прокоп увидел яркую жёлтую полосу, проведённую на асфальте метров за пять до ограды, – предупреждение заключённым, что переступать через неё и подходить к ограде нельзя. За всё время, пока Прокоп наблюдал, никто к ней даже не приблизился.

Ничего особенного в лагере не происходило. Охранники на своей территории занимались своими делами, осуждённые – на своей – своими, будто и в самом деле существуя друг от друга совершенно независимо, словно соседи по общему дому. Смена охраны на вышках произошла в двенадцать часов совершенно буднично. Сменяющий подошёл к вышке ленивым прогулочным шагом и вскарабкался по ступенькам. Охранники немного поболтали, потом сменяемый слез и так же неторопливо отправился в казарму. Ни у того, ни у другого Прокоп не увидел оружия. Оно охранникам было не нужно. Следующая смена, столь же мирная и неспешная, произошла через четыре часа.

Покинуть территорию лагеря незамеченным при минимальной помощи извне было нетрудно. Прокоп наметил место, где он проделает в проволочной ограде проход для Анны – почти точно между вышками, в промежутке между широкими опорными столбами, создающими крохотную мертвую зону для охранников. Анна только должна будет пробраться туда. В ночной темноте ей это вполне удастся. Прокоп встретит её снаружи. Это должно произойти около полуночи, примерно за полчаса до очередной смены охранников на вышках…

К восьми вечера на дороге показалась колонна: возвращалась занятая на общественных работах команда. Ворота лагеря распахнулись, впуская пять или шесть десятков одетых в синюю униформу мужчин и женщин. Но попадали на территорию они не просто так. В проволочном тамбуре за воротами колонна вначале сбилась в толпу, а потом разделилась на две очереди. Заключённые по одному входили в небольшие ангары из светлого металла и спустя некоторое время появлялись из дверей с другой стороны, на мужской или женской территории лагеря. Скорее всего в ангарах происходил тщательный личный досмотр. Это немного осложняло ситуацию, но Прокоп всё больше исполнялся уверенности в успехе задуманного. Постепенно тамбур опустел. Перевоспитуемые – мужчины и женщины – разошлись по своим корпусам.

Солнце клонилось к горизонту, нужно было возвращаться. Прокоп из предосторожности отполз подальше от своего наблюдательного пункта и отправился в обратный путь.

К этому времени улицы посёлка практически опустели и это оказалось весьма кстати: лишь у самого дома Прокоп обнаружил, что забыл нацепить оранжевую табличку, и возрадовался, что заметить это было некому.

Он очень торопился и всё же слегка опоздал. Его уже ждали.

Круглолицый веснушчатый парень, ухажёр Майи, совсем не походил на охранника – обычный сельский увалень. Но по тому, как он быстро ухватил суть проблемы, Прокоп понял, что подобные просьбы ему приходится выполнять отнюдь не впервые. И не задаром.