Песах Амнуэль - Млечный Путь, 2016 № 02 (17)

— Хочешь сделать это сейчас? — спрашивает доктор, зная ответ.

— Нет.

— Ты так меня за это и не простил?

— Вы хороший психолог, — усмехается Ли. — Увидимся через неделю, док.

Он едет домой — теперь он живет в собственной квартире, и одиночество гарантировано ему законом, никто не может в него вторгнуться, ни один человек его не нарушит. Лица родителей давно расплылись, превратились в изображения на фотографиях. Он не желает их видеть, возможно, они умерли, хотя, вроде, он слышал, что не так давно они опять произвели кого-то на свет, остается лишь надеяться, что этому существу повезет больше, что оно родилось в толстой шкуре, как в мешке или в рубашке, с цельным рассудком, который не станет играть с ним в игры. Остается надеяться, что это новое пухлое розовое существо останется «ментально пригодным» до конца своих дней, не омраченных желанием психики шагнуть на все четыре стороны, оставив заброшенное тело на месте.

Но, если нет, Ли, по большому счету, все равно. Умерли, так умерли. Свихнется, так свихнется. Ему-то что?

Стены в его квартире выкрашены в темные цвета, чтобы она казалась меньше внутри, чем есть на самом деле.

Ему так спокойнее, жить в сжавшемся пространстве, как в норе.

В коридоре он швыряет в угол сумку, расшнуровав ботинки, отбрасывает их в сторону, и направляется в ванную, к шкафчику за зеркальным стеклом, где хранятся лекарства.

Он заходит туда, не дыша.

Потому что там он — не один.

Прислонившись к дверному косяку и рисуя на потолке мечтательным взглядом, в ванной комнате стоит девочка в полосатом свитере, слегка пахнущем стиральным порошком.

Эта девочка никогда не сменит одежду и не повзрослеет.

— Ну, что? — спрашивает она обеспокоенно. — Как все прошло?

Ли вздрагивает, волна озноба проходит по его телу, отвечать нельзя.

— Что сказал тебе доктор?

Он отодвигает зеркальное стекло на полке, его повлажневшие пальцы оставляют следы и дрожат.

— Поговори со мной. Знаешь, это очень обидно, когда ты делаешь вид, что меня не замечаешь. Как будто меня здесь нет.

Крис смеется.

— Почему ты со мной больше не разговариваешь, Ли? Я соскучилась по нашим играм. Давай сыграем. «Я люблю тебя». Это мой тезис. Оспаривай.

Крис смеется.

— «Я всегда хочу с тобой разговаривать». Помнишь, как ты это сказал? Значит, ты мне солгал? «Все критяне — лжецы»? Твой любимый логический парадокс. Ты уже разрешил его? Знаешь, существует теория, что придумавший его грек был шизофреником. Как просто все объясняется.

Крис смеется.

Ли достает упаковку таблеток, отвинчивает крышку флакона, вытряхивает на ладонь вытянутую зеленую капсулу, похожую на свернутый листочек клевера.

— А помнишь, как ты загадывал: «Вот я выпью последнюю таблетку, и Крис исчезнет навсегда»? И так много-много-много раз, много-много последних таблеток. Помнишь? Ты должен помнить. У тебя прекрасная память.

Сжав капсулу в кулаке, Ли берет стеклянный стакан, открывает кран, наливает немного воды, чтобы запить лекарство.

— Мне интересно, когда ты думал, что я могу исчезнуть навсегда, ты надеялся на это или боялся?

Ли раскрывает ладонь, смотрит на лежащую в ней таблетку, прищуривается, как будто обдумывает что-то. Затем неожиданно подбрасывает ее вверх.

Если она упадет в небо, в нем зажжется зеленая луна…

— В одной из вселенных она повисает в воздухе, — говорит Крис, у нее мягкий, нежный голос и черты лица, напоминающие о Докторе из сериала, безумие выбрало эту форму однажды и уже не откажется от нее: — Ты бросаешь таблетку вверх, и она не падает, а просто застывает и никогда не упадет.

Он ловит спасительную капсулу, тянет трясущиеся пальцы ко рту, глядя в зеркало прямо перед собой.

Крис не отражается в нем, как вампир. На мгновение это кажется абсурдным, нелогичным, ведь она же здесь, рядом, говорит с ним. Только протяни руку…

Он кладет таблетку в рот.

— А на еще одном витке лабиринта тебе не нужны лекарства. Потому что там, — Крис улыбается, ее легкая улыбка режет бритвой, до крови, до мяса, до костей, она касается словами ласково и беспощадно, — в другом мире, ты веришь в меня чуть больше.

Ли запивает таблетку водой, с усилием глотает и скорчивается, как от сильной горечи, хотя никакого вкуса у этого лекарства нет.

Пробный пуск коллайдера состоялся в ночь на четверг, 15 марта. Почему ночью? Потому что проверка всех систем закончилась в девять вечера, и никто — даже Вольфганг Хенце по прозвищу Ленивец Вольф — не хотел ждать до утра. Запустили, прогнали по кольцу пару десятков раз встречные потоки ядер свинца на не очень большой для начала энергии, зафиксировали результаты столкновений, возникшие ливни, все работало штатно, и сотрудники отправились по домам с осознанием хорошо проделанной работы и предчувствием будущих интересных событий.

Событие действительно произошло, но не сразу и даже не вскоре — через два с половиной месяца. С пуском коллайдера никто это событие не связал, да и с какой стати?

В половине второго пополудни 29 мая в кафе «Быстрый протон», что на углу улиц Эйнштейна и Ферми, напротив входа в Институт высоких энергий при Стэнфордском университете, вошли двое мужчин (время зафиксировано камерами наблюдения). Оба были физиками и работали в Институте: один (доктор Лоренс Кольбер) был высок, худощав, носил короткую шкиперскую бородку, говорил быстро; казалось, не успевал угнаться за собственными мыслями. Второй (доктор Джакомо или, как его называли коллеги, Джек Пранделли), сверстник и давний коллега Кольбера — среднего роста, среднего телосложения и обладавший множеством других среднестатистических характеристик, был тем не менее выдающимся специалистом по квантовой космологии. Физики заняли свободный столик у окна, Кольбер заказал свиную отбивную, салат, кружку пива и чашку крепкого кофе, а Пранделли удовлетворился омлетом и тем же кофе, только послабее. Обсуждали коллеги не физику, а недавнее выступление в кампусе знаменитого скрипача Рональда Розуэлла, сыгравшего с университетским студенческим оркестром Скрипичный концерт Бетховена и на бис — три каприса Паганини. Во всяком случае, так сказал впоследствии доктор Пранделли, а подтвердить или опровергнуть слова коллеги доктор Кольбер не мог, потому что минуты через три после того, как официант (Бен Шервуд) поставил на столик еду, Кольбер закусил губу, закатил глаза, судорожно прижал обе руки к груди, застонал и сполз на пол, где и остался лежать, не отвечая на призывы коллеги и не подавая признаков жизни.

Естественно, вызвали «скорую», причем дважды: Пранделли с мобильника и Тимоти Дорн, хозяин заведения, — по телефону из своего кабинета. Парамедики прибыли через две с половиной минуты, провели на месте необходимые реанимационные мероприятия, убедились, что доктор Кольбер мертв, и увезли тело в университетский госпиталь, где с помощью самых современных методов врачи попытались Кольбера «оживить», но успеха не достигли. Пранделли, естественно, поехал в больницу следом за «скорой» и оказался первым, кому врачи сообщили печальную новость.