Песах Амнуэль - Млечный Путь, 2016 № 02 (17)

Быть может, он действительно гений. Или просто очень умен и начитан по самые уши. Как бы то ни было, болезнь свила в его блестящих мозгах гнездо. Его разум расколот. Японцы так и называют его недуг: «Seishin-bunretsu-byo». Раскол разума.

Шизофрения.

Задача доктора — помогать ему не утонуть.

— Вернемся от работы к твоей жизни, — велит Льюис. — Что происходит в ней?

Ли смотрит на него взглядом настороженного пятнадцатилетнего подростка, инстинктивно воюющего с любым взрослым. Его эмоциональное развитие по-прежнему отстает от интеллектуального лет на десять. Со временем разрыв лишь увеличится.

— Хотите узнать, продолжаю ли я ее видеть, да? — он натянуто улыбается. — Я неплохо вас изучил. Вы становитесь все прозрачнее, Дэвид. Ваш коричневый цвет блекнет. Все цвета блекнут. Способность к синестезии я потерял по дороге. Даже жалею об этом, — он вздыхает: — Давайте, спрашивайте «о моей жизни»: «Когда ты последний раз видел Крис»?

— По-твоему, я лишь хотел узнать, продолжаются ли твои галлюцинации?

— Не оскорбляйте моего интеллекта своими дурацкими играми. Я прекрасно знаю, что вас во мне интересует! Моя шиза — занимательный объект для наблюдения. Я ваша бактерия под микроскопом.

— Это совсем не так. Ты действительно мне дорог.

— Да-да, вы любите меня, как родного сына, святой Дэвид.

Как много лет назад, они скрещивают взгляды, и ненадолго в глазах Ли вспыхивает прежний азарт, предвкушение борьбы от противостояния воль.

Но тайны больше не существует, она давно раскрыта, подробно разобрана в документах, запротоколирована и помещена под контроль. Больше нет повода для интеллектуальной дуэли и пряток.

Азарт угасает. Ли сидит, вяло уронив руки на колени и уставившись в одну точку с туповато-угрюмым видом. Парадоксальным образом иногда он выглядит слабоумным.

— Значит, Крис опять тебе является? — спрашивает Льюис.

— Разве она мне еще нужна? Мне уже не пятнадцать, доктор. Необходимость в воображаемой девушке отпала. Больше не нужно самому себе отдрачивать, фантазируя, что это делает чужая рука. Теперь этим есть, кому заняться. И за деньги и просто так.

— Я знаю, — кивает Льюис, — но также я знаю, что дело не в этом. И никогда не было в этом.

Но Ли словно не слышит его и, сменив позу, начинает рассказывать о том, как был вчера в модном баре, подцепил девицу и отправился к ней домой, ему не понравилось, было скучно, поэтому он вернулся обратно, барменша делала коктейли с оригинальным сочетанием ингредиентов, завораживающе перетекающих один в другой, один в другой, один в другой, словно яркие невысохшие краски стекали по холсту, ему понравилось, он вдохновился и затащил барменшу в туалет, чтобы она на другом материале продемонстрировала ловкость рук.

— Надо сказать, с коктейлями у нее получалось лучше, — завершает Ли свою историю и улыбается, сладко-сладко. — О, ну бросьте изображать невозмутимость! Я знаю, что вас шокировал. Покажите мне ярость обывателя.

— Меня удивляет, что ты пил, — доктор неодобрительно поджимает губы.

Ли хихикает, как мальчишка, довольный своей шалостью:

— Кто вам сказал? Я прекрасно знаю, что с моими лекарствами алкоголь не совместим, поэтому пил морковный сок. «Экстази» для расслабона я больше не употребляю, мне совсем не нужно общаться с людьми по душам, чтобы их трахать. Не переживайте, доктор, все сухо и комфортно. Я был хорошим мальчиком, вам не за что меня осуждать.

— Я и не осуждаю тебя ни за что.

— И за мои… как бы вы их назвали? Беспорядочные половые связи.

— Ты хочешь моего осуждения? Хочешь, чтобы я остановил тебя?

— Ничего я не хочу, — Ли устало закрывает глаза и трет лоб, напряженно кривясь, как от головной боли. — Вы угадали, я снова ее вижу. Не так часто, как раньше, периодами. Сейчас как раз один из них. Господи, это невыносимо!

Доктор делает пометку в своем журнале, выжидает некоторое время, затем спрашивает о том, о чем обязательно должен узнать:

— Ты сообщил своему психиатру?

— Это вас интересует?! — вскидывается Ли.

— Да, это меня интересует. И тебя должно интересовать. Если ты не хочешь еще одного эпизода психоза. Верно?

— Вы самодовольный ублюдок, Дэвид!

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я вас ненавижу иногда, если бы вы знали, как я вас ненавижу!

— Я догадываюсь, — не сдерживается доктор. — Так ты сообщил врачу?

— Да! — Ли бьет кулаком по подлокотнику. — Разумеется, сообщил. Открыт новый сезон рисперидона [9] Млечный путь № 2, 2016(17) Литературно-публицистический журнал , поздравьте меня. Скоро меня опять разнесет, и член снова обвиснет, стану долбаным монахом-отшельником, жирным уродливым импотентом. Довольны?!

— Побочные эффекты пройдут через какое-то время после окончания курса.

— А то я, вашу мать, не знаю! Обязательно пройдут! До следующего, вашу мать, раза!

— Не кричи, пожалуйста.

Огонь гаснет.

— Простите, — Ли опять прикрывает глаза, проводит пальцами по сморщенному лбу, пытаясь расправить морщинки. — Просто каждый раз, когда я думаю, что это навсегда…

— Мне очень тяжело это слышать.

— Да…

— И мне кажется, это не самое болезненное в твоей ситуации.

— Да…

— Скажи это, Ли.

— Зачем? Что это изменит? — пациент поднимает на него взгляд, и на мгновение доктору становится так страшно, что хочется вскочить и убежать.

Старые, смертельно старые глаза на молодом лице…

— Ты знаешь, что лучше высказать вслух то, что чувствуешь.

— Лучше, — повторяет за ним Ли механически. — Господи, да какая разница? А, все равно… Это пытка, Дэвид. Это долбаная пытка — смотреть на нее, иметь возможность заговорить с ней, знать, что она может подойти ко мне, что я могу ее даже почувствовать… Знать все это и каждую минуту, секунду, каждое мгновение понимать, что…

Он замолкает, сдаваясь своей боли, а когда продолжает снова, кажется, что становится еще старше, превращается в дряхлого, рассыпающегося на куски старика:

— Каждое мгновение понимать, что ее — нет.

Посеревшая кожа сдувается проколотой оболочкой.

Что с этим можно сделать?

Лишь говорить.

Они разговаривают.

Вопросы, ответы, вопросы, ответы, оборачивающиеся вопросами, вопросы, оборачивающиеся ответами, а потом время заканчивается, оно не заперто в карманных часах со странными знаками на крышке, поэтому заканчивается ровно тогда, когда ему положено.

На пороге Ли останавливается.

— Я ни разу не поблагодарил вас. Ни разу не сказал жалкого «спасибо» за то, что вы догадались обо всем и примчались ко мне домой, когда я сорвался, а вы все поняли, приехали, отправили в больницу… За то, что тянули меня, пытались вытащить и вроде как вытащили, уж я не знаю, куда… Я никогда вас не благодарил.