Джеймс Ганн - Бессмертные [сборник litres]

И пока его мозг был занят вопросами сохранения и приумножения его владений, тело восстанавливалось, как хорошо отлаженная самодостаточная машина. Вылез его первый зуб – это был клык. За ним довольно быстро прорезались остальные. Его волосы ощутимо потемнели; когда парикмахер пришел подравнять их, Уивер велел ему срезать всю седину и остался с ежиком таких черных волос, какими они, по его словам, были раньше. Его лицо округлилось, морщины разгладились, как воды озера в безветренный день. Тело стало мускулистым и полным энергии; вены больше не выделялись, просвечивая сквозь кожу тонкими нитями. Даже в его глаза будто синьки плеснули.

Лабораторные анализы только подтвердили то, что начал подозревать Пирс. Артериосклероз никогда не поражал эти вены; или, точнее, каким-то невероятным образом, все скопления бляшек рассосались сами собой. Почки работали превосходно. Сердце, словно помпа, работало, как никогда, мощно и бесперебойно. Не осталось и следа от кровоизлияния в мозг.

К концу недели Уивер выглядел на тридцать с небольшим, и его тело было телом зрелого, полного сил и энергии мужчины.

– Карл, – говорил Уивер, когда Пирс вошел в комнату. – Мне нужна женщина.

– Какая-то конкретная женщина? – кивнув, спросил Янсен.

– Ты не понимаешь, – заявил Уивер тоном, полным нетерпения, который он использовал в разговоре с теми, кто напрямую зависел от его прихоти. – Я хочу жениться. Я уже допустил ошибку однажды и не собираюсь ее повторять. Человеку с моим положением необходим наследник. И он у меня будет. Да, Карл, – и свой скептицизм, будь добр, прячь тщательнее – «в моем возрасте»! – Он резко повернулся к Пирсу: – Не так ли, доктор?

Пирс пожал плечами:

– Нет ни одной физической причины, препятствующей вам стать отцом.

– Вот так, Карл. Я умен и силен, как прежде, а может быть, даже больше. И некоторые скоро почувствуют это на своей шкуре. Мне дан второй шанс, правда, доктор?

– Можно и так сказать. И как вы собираетесь его использовать?

– Я все сделаю наилучшим образом. Не так, как раньше. На этот раз я не допущу ни одной ошибки. А вы, доктор, знаете, чем займетесь?

– Тем же, чем занимался до сих пор: буду делать свою работу настолько хорошо, насколько это возможно.

Уивер впился взглядом в лицо Пирса.

– Думаете, я тут просто болтаю? Ошибаетесь. Вы должны выяснить причину.

– Причину чего?

– Причину моего выздоровления. Не пытайтесь меня надуть. Вы с таким никогда прежде не сталкивались. Мне больше не восемьдесят лет. Моему телу тоже. И мозгу. Почему?

– У вас есть какие-либо догадки?

– Мне не нужно гадать. Мне нужно знать. Я получаю факты от тех, у кого они есть, а потом решаю, как с ними поступить. И вот что мне от вас нужно – факты. Я омолодился.

– Вы разговаривали с доктором Истером?

– Конечно. Он мой личный врач. С него-то я и начал.

– Но вы говорите не его словами. Он бы никогда не стал использовать слова вроде «омоложение».

Уивер исподлобья глянул на Пирса.

– Что со мной делали?

– Какое это имеет значение? Если вы «омолодились», этого должно быть достаточно для любого человека.

– Когда мистер Уивер задает вопросы, – холодно вставил Янсен, – мистер Уивер привык получать ответы.

Уивер отмахнулся от него.

– Доктор Пирс не из пугливых. Но он разумный человек. Он верит фактам. Основа его жизни – логика, так же как и у меня. Поймите меня, доктор! Сейчас-то мне, может быть, и тридцать, но мне же снова будет восемьдесят. И к этому времени я хочу знать, как снова стать тридцатилетним.

– А, – вздохнул Пирс. – Вы сейчас говорите не об омоложении. Вы говорите о бессмертии.

– А почему нет?

– Оно не для людей. Тело изнашивается. Семьдесят лет. Примерно столько всем нам отпущено. После этого мы начинаем разваливаться на части.

– Я прожил свои семьдесят и даже немного больше. А теперь начну заново, с тридцати. У меня впереди еще сорок, может, пятьдесят лет. А что потом? Еще сорок-пятьдесят?

– Мы все умрем, – заметил Пирс. – Этого ничто не сможет изменить. Ни один рожденный человеком не минует могилы в итоге. Эту болезнь мы подхватываем при рождении, и ни одному из нас ее не победить; она неизлечима. Это смертность.

Похоже, кто-то все-таки смог с ней справиться?

– Не нужно понимать мои слова слишком буквально. Я не имел в виду, что смертность – это какая-то определенная болезнь, – пояснил Пирс. – Мы можем умереть по многим причинам: несчастный случай, инфекция.

И старение , – подумал Пирс. – Насколько нам известно, это болезнь. Точнее, могла бы быть болезнь. Этиология: Вирус, открытый, латентный, попадает в организм при рождении или вскоре после него – может передаваться при зачатии .

Процент заболеваемости: 100 %.

Симптомы: медленный распад физической сущности, проявляющийся вскоре после вступления в зрелость, растущая слабость, нарушения в работе кровеносной системы, вызванные артериосклерозом и болезнями сердца, отказ иммунной системы, нарушение работоспособности органов, в том числе и органов чувств, потеря способности клеток к восстановлению, восприимчивость к внешним вторжениям …

Прогноз: 100 %-ная вероятность летального исхода .

– Все умирает, – продолжил Пирс без паузы. – Деревья, планеты, звезды… Это естественно, неизбежно…

Хотя нет. Естественная смерть – это сравнительно новое понятие. Оно появилось только тогда, когда жизнь стала многоклеточной и сложной. Может быть, такова цена за сложность, за способность мыслить.

Простейшие не умирают. Многоклеточные – губки, плоские черви, кишечнополостные организмы – не умирают. Некоторые виды рыб не умирают, не считая несчастных случаев. Полёвки никогда не перестают расти и не стареют. Где же я это читал? И даже ткани высших позвоночных бессмертны при определенных условиях.

Каррел и Эбелинг это доказали. Обеспечь клетке бесперебойное правильное питание, и она никогда не умрет. Клетки каждой части тела сохранялись живыми в пробирке неопределенно долгое время .

Дифференциация и специализация – вот причина того, что отдельно взятая клетка никогда не развивалась в идеальных условиях. Помимо сохранения жизнеспособности, у клетки, как у части целого, было множество других функций. Правдоподобное объяснение, но соответствовало ли оно истине? Оно так же правдиво, как и утверждение, что клетка умирает потому, что нарушается работа кровеносной системы?

Если кровеносная система будет здоровой, действующей, регенерирующей, то все тело может стать бессмертным.

– Когда мы называем что-то естественным, это значит, что мы отчаялись понять, что это такое, – сказал Уивер. – Вы сделали мне переливание. Истер сказал мне, что иммунитет может передаваться с кровью. Кто был донором этой крови?