Николай Дашкиев - Гибель Урании

— Почему капитан изменил свое решение?

— Приказ ВРПО, — коротко ответил врач. — Нам надо спешить.

— Хорошо.

Двигатели ракетоплана работали на полную мощность. Он все еще разгонялся. Но вот, наступило время начинать торможение. До скафандра Тесси Торн оставалась половина расстояния.

— Торможу! — доложил Рум.

— Погодите… — капитан показался на этот раз обеспокоенным. — Выдержали бы вы, скажем, пятикратную перегрузку?

Рум догадался, в чем дело: обстоятельства заставляют спешить, значит, придется тормозить перед самым финишем, очень резко.

Пятикратная перегрузка… Это означает, что человек становится в пять раз тяжелее; его прижмет к сиденью страшный вес. И это будет длиться не секунды, а минуты…

— Мы выдержим легко, а вот… — Рум взглянул в сторону пожилого врача.

— Я выдерживал, хоть было это, правда, в гравитационной кабине… — тихо сказал тот.

— Значит — выдержим… А в чем дело?

— Вы ничего не заметили на экране локатора?

Рум скосил глаза на прибор. От «Звезды Кейз-Ола» из левого нижнего угла экрана протянулся тоненький пунктир едва заметных движущихся пятнышек.

— Ракеты?

— Да, — ответил капитан. — Стартуют через каждые полторы-две минуты. Мы уже насчитали более тридцати. Вам надо как можно быстрее выполнить задание и вернуться.

Те четверть часа торможения сказались. Лишь на несколько минут, когда ракетоплан вращался дюзами вперед, в кабине была невесомость, а потом на всех трех, давя все сильнее, навалился невыносимый груз.

Скорость ракетоплана с каждой секундой уменьшалась. Конечно, это выражение неточное, ибо ракетоплан продолжал бешено мчаться над Пирейей как искусственный спутник, к той точке пространства, где, по расчетам, должен был находиться скафандр Тесси Торн, он приближался все медленнее и, наконец, остановился.

Ракетные двигатели смолкли. Перегрузки исчезло. Тела космонавтов повисли над сиденьями.

— Ищите! — приказал капитан «Звезды Надежды» с экрана астротелевизора.

Легко сказать — ищите!.. Быстрее найдешь иголку в стоге сена, чем человека в нескольких кубических милях космического пространства. Можно проплыть мимо него совсем близко и не заметить. Если бы еще хоть был свет от Солнц, скафандр, может, окрасился бы звездочкой. Но день еще не наступил. Вот-вот из-за багряной дымки над краем Пирейи появятся яркие лучи, однако ждать нельзя: у кольца «Звезды Кейз-Ола» на экране локатора будто посыпали просом. Монийские ракеты кружат вокруг искусственного спутника, расходятся все дальше и дальше. Вряд ли они ищут женщину, заблудившуюся в безвоздушном пространстве. Видимо, здесь готовится какая-то провокация.

— Сигнальте прожектором!

— Есть! — бортмеханик включил осветительную систему. Поток лучей вырвался из прожектора, крутой линией прорвался в зенит, потом перескочил вниз. На планете от потока такой мощности стало бы все видно на сотни миль вокруг, но здесь почти ничего не изменилось. Пустота всегда остается пустотой.

И во второй и третий раз засветился прожектор. Свет ушел в бесконечность, ничего не обнаружив на своем пути.

Но вот бортмеханик показал на правый нижний угол прозрачного колпака кабины:

— Взгляните! Мне кажется…

Дальнейшие объяснения были излишни: на фоне звездного неба во время очередного прохождения луча на мгновение засияло пятно.

— Быстрее! — попросил врач.

— Быстрее нельзя, — ответил Рум. — Проскочим.

Действительно, едва он нажал на педаль управления, как пятнышко света сдвинулось вверх и в сторону. Пришлось еще несколько раз менять направление движения, пока скафандр можно стало разглядеть в бинокль.

Бортмеханик поспешно направился к шлюзовой камере. Через минуту он уже висел над прозрачным колпаком кабины. Угловатая фигура, гонимая вспышками ракетниц, беззвучно поплыла вперед, таща за собой тоненькую светлую ниточку — капроновый тросик.

Не прошло и пяти минут, как в кабину управления вплыл бортмеханик, увлекая за собой голубовато-серый большой скафандр. Врач и Рум бросились ему навстречу.

Врач рванул наугад за какой-то рычаг. Пластмассовый шлем отскочил на пружине, и скафандр раскрылся.

Перед ними лежала молодая красивая девушка.

Врач наклонился к потерпевшей, покачал головой.

— Дышит. Видимо, просто шок. Признаков кислородного голодания нет. Стрелка газометра еще не на нуле…

Он расстегнул воротничок нарядного платья — одеяния, довольно странного для астронавта, — и хотел уже расстегнуть и следующую деталь женского туалета, чтобы дать возможность свободнее дышать, но вдруг остановился.

— Погодите, здесь что-то спрятано…

Врач осторожно вытащил небольшую плоскую коробочку.

— Дайте мне! — Рум взял ее, раскрыл. Это была крошечная радиостанция.

— Интересно!.. — Рум приложил к уху миниатюрный наушник, прислушался.

— …Тесси, Тесси! — раздался взволнованный мужской голос, совсем не похожий на голос Фредди. — Ответь мне, ответь!

В голосе звучала такая тревога, такая боль, что Рум уже набрал воздуха в легкие, чтобы успокоить незнакомого, но вовремя сдержался: неизвестно, что это за девушка и кто ее вызывает. Гражданская одежда и старательно спрятанная радиостанция заставляли задуматься: не разведчица ли она из Союза Коммунистических Государств, засланная на «Звезду Кейз-Ола»? Эта мысль заставила его промолчать.

— Ну, что там у вас? — послышался нетерпеливый голос капитана гравитолета. — Почему не включаете экран?

— Что-то испортилось. — Рум опасался, чтобы не подслушали. — Тесси Торн спасена, но еще без сознания. Возвращаться?

— Нет, оставайтесь там. Максимум за час к вам прибудет ракета со «Звезды Кейз-Ола», которая заберет потерпевшую.

— Но, товарищ капитан…

— Вы поняли меня, товарищ Рум?.. Потерпевшую надо передать «Звезде Кейз-Ола». Это приказ Высшего Совета…

— Будет выполнено! — Рум пожал плечами и взглянул на девушку.

Врач уже заканчивал свои сложные манипуляции. Спасенная девушка постепенно приходила в себя: ее лицо розовело, дыхание становилось глубже.

«Бедная девушка! — думал Рум. — После такого страшного происшествия встретиться на немного со своими, и снова вернуться в логово врага».

Он был вполне уверен, что Тесси Торн — или как там ее зовут на самом деле, — разведчица СКД.

«Вот так, может, и Майола…» — Рум смотрел на эту девушку, а видел перед собой другую, лучшую в мире.

«Где ты, милая?! Как бы я хотел тебя увидеть!»

Он не мог знать, что встреча с Майолою принесет ему не радость, а боль и скорбь.