Борис Штерн - Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня!

— Да может, он уже умер там, в своей Термической Терцине, и некому его похоронить на Нейтральной Полосе? Там же одни оленеводы... Туда только ледоколом... да и то в навигацию и в светлое время года...

— Живой, живой, — ответил дженераль Гу-Син на мой запрос. — Ходит. Дышит. Прослушивается. Сердце стучит.

— Почему же не отвечает?

— Обижен. Творческая депрессия. Даже не приехал за своей половиной Нобелевской премии.

— Почему только за половиной?

— Вот за половину и обижен. Литературную премию в прошлом году разделили на двоих — ему и трем братьям-близнецам Грейпфрутам.

— Ему и трем братьям — значит, на четверых?

— Нет, на двоих. Кленову половина и трем братьям половина. Близнецы тоже обиделись. Причем почему-то не на Нобелевский комитет, а на Кленова.

— Тогда, может быть, выписать ордер на задержание Кленова и его силовой привод в Планетарий? — предложил я.

— Что вы, что вы! Слишком круто, скандала не оберешься! Да и по большому счету не в Нобелевской премии дело, а в букве «ё».

— ?

— Вы телеграммы ему послали, наверно, без буквы «ё». «Клёнов», наверно, написали через «е». Клёнов его фамилия, Клёнов! Эти две точки над «е» для него принципиальны! А у нас же так с древних времен повелось — издатели «ё» обстригают, мол, «е» и «ё» одно и то же. Вот Клёнов и выступает против дискриминации буквы «Ё». Создал правозащитное общество «Ё», добивается справедливости. А девиз, девиз общества... не поверите!

— А что за девиз?

— «*б твою мать — через «Ё»!

— Смешно!

— Было смешно, уже надоело. Он вам очень нужен? Зачем связываться с этим *бнутым?

— Сам толком не знаю. Лон Дайк говорит, что это еще один шанс для успешного окончания Проекта.

— Я бы сказал «шансик»... А что если я попрошу президента д'Эгролля наградить Кленова, ну, скажем, орденом Почетного Легиона? И чтобы в указе «Клёнов» и «Почётный» были написаны через «ё»... А? Может быть, он клюнет на орденок и приедет. Как вы думаете?

— За орденом я бы приехал. Тем более, через «ё».

<���АКЦЕНТИРОВАННЫЙ УДАР. После лекции Кленова на Ок'Аллисто я говорил с ним насчет буквы «Ё». Бывают случаи, говорил я, когда без «Ё» просто невозможно обойтись. Вот случай из бокса. Звукооператор забыл выключить микрофон, и в перерыве после второго раунда слышится совет секунданта (на все скопления галактик): «Коля, по очкам ничего не выйдет, судья, сука, не туда судит, надо поставить две точки над «е», надо два раза акцентировано ёбнуть, как учили — левой-правой, и всё!» И Коля вышел, и Коля поставил эти две точки.

— Вы правы! — воскликнул Ясень, когда я рассказал ему эту историю из олимпийского бокса. — Именно это я и хотел сказать о букве «Ё»!>

Был обнародован Указ о награждении Ясеня Кленова полным (не половинным) орденом Почетного Легиона, еще через три дня пришел ответ: «Ёлки-палки шью смокинг высылайте ледокол». Пригнали ему ледокол, но прошло еще много пространства—времени, пока был пошит смокинг и пока ледокол на пыхтячем пару возвращался обратно, останавливаясь на каждой станции у каждого столба с оркестром. Сбегался простой народ — дети, дамы, творческая интеллигенция. Кленов выходил на капитанский мостик в смокинге и в старом зековском котелке, плакал, кланялся, котелок падал, он поднимал его и, значит, опять кланялся. «Вернулся! — вздыхал народ. — Мученик ты наш за общее дело!» Через месяц сам президент д'Эгролль (и мы, грешные, сзади и по бокам) с цветами встречал Ясеня Кленова в космопорте Метрополии. Этот мужичок меня удивил — сам с ноготь, борода с локоть, в глазах похоть. Был оживлен, депрессии как не бывало, в благодарность за цветы даже ущипнул Ворону за попку, а фройлен зарделась, смутилась, умилилась, расплакалась. Это был лучший день в жизни фройлен фон Дюнкеркдорфф (если не считать тот день, когда она, наконец-то, вышла замуж, — но тут я не уверен). Состоялось награждение, Президент попросил Кленова выступить перед бессмертными академиками, тому уже было неудобно отказаться, коготок увяз, птичке конец, он отправился со мной на О'к-Аллисто в гости к бессмертным и познакомился с Коровой. Они побродили по Облаку, повспоминали свое былое-приобское и общих знакомых на лесоповале, Ясень подписал Корове свою нобелевскую книгу «На берегах Приёбья», Корова же рассказал ему о своей Установочке.

Конечно, Ясень Клёнов был не прост — ох, не прост! Посложнее Лобана. Он прочитал нашим академикам чуть ли не нобелевскую лекцию о единстве пространства—времени как формы—содержания. Все пришли, даже я и шеф-кок Борщ, но я по долгу службы, а Борщ, уже приготовивший нобелевский банкет, из любопытства. Ясень начал так, будто перед ним сидел не бессмертный конклав, а факультет третьекурсников:

— Ну, мне все ясно. Вы, господа, не можете определиться с репликацией пространственно-временных генов, где матрицей попеременно является то пространство, то время. Понятно? Все это очень просто, как две точки над «Е» — что-то вроде известной фразы «Архип осип, а Осип охрип». В теории Гусочкина, по существу, речь идет о единстве формы и содержания, она <���теория Гусочкина> перекликается с содержанием моей Нобелевской лекции, которую я подготовил, но так и не прочитал, потому что не присутствовал на награждении. Приведу три парадокса.

Фройлен фон Дюнкеркдорфф стенографировала этот доклад, я сохранил стенограмму в своем сейфе, даю ее конспективно.

ПРОСТРАНСТВО—ВРЕМЯ КАК ДВЕ ТОЧКИ НАД Е.

(Доклад лауреата Нобелевской премии Ясеня Клёнова.)

ПЕРВЫЙ ПАРАДОКС КЛЁНОВА, спортивный. Предположим, что чемпион мира по шахматам гроссмейстер К.<���арасев> в партии с гроссмейстером Н.<���удельманом> делает ход «е2-е4». Шахматные тиффози, собравшиеся в зале, начинают волноваться и обсуждать этот ход, прикидывать — а не испанскую ли партию разыграют гроссмейстеры? В это же время в каком-то шахматном клубе на астероиде О'к-Аллисто мальчик Ваня Тюлькин делает тот же ход «е2-е4». Почему никто из этих тиффози не мчится на О'к-Аллисто и не обсуждают этот ход — ведь ход-то один и тот же?

ВТОРОЙ ПАРАДОКС КЛЁНОВА, литературный. У Гроэма (или Квестертона, не помню) есть рассказ под названием «Портрет одного человека». Рассказ небольшой — всего пять страничек. Я (Кленов) начал его читать. На первой странице описывается портрет на стене. Просто: описание портрета — рама, холст, краски, глаза, нос, прическа; написано очень вкусно, я переворачиваю страницу — продолжается подробное и вкусное описание портрета — на щеке бородавка, форма подбородка, галстук, пиджак; на третьей странице продолжается описание — выражение глаз, морщины на лбу и т. д. — я продолжаю читать с интересом и даже с возрастающим интересом, потому что чувствую приближение последней страницы и нарастающий вопрос: «ЗАЧЕМ автор описывает на пяти страницах этот портрет? Пять страниц для портрета — много!» Т.е., вопрос о «сверхзадаче». Последняя страница. И последняя фраза: «Читатель, наверно, спрашивает: зачем автор описывает этот портрет? Меня всего лишь интересовало, смогу ли я удержать внимание читателя описанием «всего лишь» портрета. Если читателю не было скучно — моя задача выполнена». Я (Кленов) рассмеялся — мне было не скучно, автор достиг своей цели.