Борис Штерн - Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня!

Ха, тут Гера Либкин был в Киеве. В «Тексте» узнали о биографии Чехова, затребовали почитать, прочитали, пондравилось, и предложили быстро поставить в шестой номер «Завтра». «Фигушки! — ответил я. — Давно поздно. Отдано Прашкевичу в журнал».

Гена, дорогой!

У меня все лето на столе лежала записка: «Позвонить Прашкевичу». Без дела, просто позвонить. Два раза звонил, не дозванивался, третий раз дозвонился. Говорил с Лидой, ты был в Москве. Надо общаться, надо. Мне здорово не хватает разговора с тобой. Позвонить, написать письмо — все стало проблемой.

Был я в апреле в Израиле (но не более того). Болгария не заграница. Израиль не совсем заграница. Русскому писателю там просто нечего делать. Спиваться. Клугера видел. Живет. Мама, сестра, сын. Издает на деньги Щаранского «Журнал израильской фантастики». Тираж 300 экз. Никому этот журнал не нужен. Русские писатели никому там не нужны. Хочет издаваться в России, в Украине. Такое вот.

Поехал я в Питер в конце сентября на три дня. Съезд писателей-фантастов СНГ. Думал, что ты там будешь, но тебя не было. Ты правильно сделал. Пил с Брайдером и Чадовичем. И с Васей Звягинцевым. Водку. Чадович рассказывал, что ты побывал у него в Минске. Эти три дня превратились (уже в Киеве) в месяц непросыхания. С мая по октябрь честно сидел, писал роман, — и срыв на целый месяц. Ужасть. Бутылка водки в день. Не могу выйти. Сейчас тоже под газом. Женя Лукин с поломанной ногой замахнулся костылем на Ютанова за то, что тот не пускал на банкет Логинова. Я же на банкете устроил скандал некоему Саше Кисселю (ты его, кажется, знаешь) за то, что этот пацан забрал — не одолжил, — забрал у меня в мае 500 долларов (под предлогом, что я в Киев не довезу) и исчез, скрылся, не звонил, пять месяцев не отдавал. Ну и возмутило меня вот что: сидят на этом банкете Стругацкий, Михайлов. Сидят писатели с опытом, с книгами за спиной, а тут встает Саша Киссель (не написавший, кажется, ни одного рассказа) и начинает провозглашать тост «за литературу». Я ему: «Заткнись!» и не дал говорить. Ужасть! Нельзя мне уже ездить на эти сборища...»

Гена, дорогой!

Меня тут заело. С мая уныло продаем мою квартиру, чтобы купить другую квартиру, потому что надоело 10 лет жить с женой и с дочкой отдельно через три длинных квартала. А вот сейчас вроде наклюнулось нужное жилье, и я надеюсь прислать тебе в сентябре свой новый адрес и телефон. (После этой сделки — придется доплачивать — опять стану нищ и гол.)

Что говорить, ты видел печальный сон. Ну да, мы шли по длинной пыльной дороге — еще идем. Еще не ползем — и за горизонтом нас что-то ждало. Что-то мы ожидали увидеть, — и что-то разное нас ожидало, и что-то разное мы ожидали, — мы ведь разные (даже в росте — у тебя под два метра, а у меня аж метр с кепкой), но тут главное «дорога», процесс ходьбы... Да. Грустно... Я почувствовал возраст. И ту самую «амортизацию сердца и души»... Но кусок жизни еще есть, надеюсь. Давай идти — или ползти — дальше. Тащить свой крест — каждый свой — дальше. Вспомнил хорошую, но грустную литературную шутку о Марке Шагале: «Шагал один, а пришли другие». Впрочем, Шагал вполне куда-то пришел...

У меня крепкое раздражение от литературных клоунов. Говорят, что Перумов (не знаком) запланировано пишет 20 листов в месяц. Это что же — 12 романов в год? Я пытался читать...

Да, «Эфиоп» появился. А ощущения мои... амортизационные. Впервые у меня вышла книга «сразу» — вот написал, а через 3 месяца вышла. Как и положено быть. Ну, вяло радуюсь. Ну, доволен тем, что написал и издал «толстый» роман. Но совсем нет того удовольствия, когда появлялись рассказы в «Химии» или «Дом» у тебя в «Дебюте». Тогда надежду юноши питали, а сейчас чем питаться?...»

Гена, дорогой, привет!

Ох! Одним словом: ох. Я вчера роман закончил. «Вперед, конюшня!» называется. 17 листов. Ровно год писал, не разгибаясь. Изнервничался — работал для Ютанова, на срок. Должен был закончить в марте, но взял еще два месяца, не успевал. Пару раз крепко запивал, Танька злилась. Но закончил — а удовольствия никакого. Нельзя работать «на срок». Спешишь, калечишь, идешь по верхам, нервничаешь. Кажется, роман получился не скучным, «моим», но я в этом совсем не уверен. «Футбольно-астро-физический» роман о Бел Аморе. Не знаю. Посмотрим.

Я в Питере не был в мае. Не успевал с романом, вот и не поехал. И в прошлом сентябре не был. Паспорт был сдан па прописку, а ехать без паспорта — в Белоруссии высадят из поезда и завернут обратно. В другом государстве живу. Иностранец.

Я не был в Питере, а мне Стругач за «Эфиопа» Улитку дал. Я даже не знал, что «Эфиоп» был в номинации. Ни черта не знаю. У меня ощущение, что «Эфиопа» почти никто и не читал. Разбросали тираж 10000 по городам и весям — как в бездонную бочку. Надо было р-рекламную компанию провести, как это многие делают, но у меня на это ни сил, ни желания, ни возможностей. Ладно. «Эфиоп» для тебя с зимы лежит, но выслать по почте нельзя — надо ехать на таможню за разрешением. Сил нет на такие подвиги. Хочу подарить Войскунскому, Берковой, ребятам — на таможню в очередь! Каждую книгу они проверят, я при них заверну, поставят печать, заплатить пошлину, потом уж на почту...»

Нам всё казалось, что настоящая жизнь еще впереди.

А она уже проходила.

Мерде (фр.) — говно.

Наполеон Буонапарте — Император французов.

Кутузов Михаил Илларионович — Русский Верховный Главнокомандующий.

Говизм и говнизм — это не одно и то же.

Псевдоним. Настоящее имя — Венедикт Моисеевич Говядин, член-корр. ГКЧП (Говяной Комиссии Членов Партии)..

Стихотворение Евгения Лукина.

Стихотворение Виктора Панина.

ЗМС — на спортивном жаргоне «земеэс» — Заслуженный Мастер Спорта. Напомним, что в то время Бел Амор еще не был сэром, английская королева не очень-то спешила награждать этим почетным титулом даже великих футболистов, — титул сэра получили в свои времена всего лишь три футболиста: форвард Стэнли Мэтьюз, хавбек Бобби Чарльтон и голкипер Джонни Кроуфорд. Бел Амор стал четвертым сэром в истории футбола.

Подох — подоходный налог (финанс. жарг.). Дядя Сэм в своем категорическом ультимативе наотрез не платил подох, за что крепко поплатился через десять лет в ходе следственного налогового аудита.

ОКА — Огородное Кольцо Астероидов.

Запись в Белой тетради от 31 июня подлинна, хотя такого дня в календаре не существует, в июне всего 30 дней. Обычная ошибка памяти от монотонного течения пространства—времени. Когда все дни одинаковы, не все ли равно, какое там «июня»? Связных летних записей почти нет, какие-то непонятные пометки и восклицания: «Не тяни резину!», «Не забыть сказать!», «Погнали наши городских», или такая запись: «Пневматика! Возьми перфоратор и пневматично бей!» Что она означает? Не помню. Неделями никто не звонил, никому я не был нужен. У меня в тот период создалось впечатление, что высшее начальство, как водится, уже остыло к Проекту, увлеклось какой-нибудь новой игрушкой и забыло о нас; хотя это было не так, оперативные действия продолжались, а предварительные исследования были в самом разгаре. Появление Легкоступовой и БэА подтверждение тому. Могли бы предупредить. Зато после моей невольной календарной ошибки время как «сбесилось», пошли сплошные черные дыры и лакуны, конюшню стали гонять сначала на наводнения в Тьму-Турухань (Макар и Чайник), потом на лесные пожары в Термической Перемычке (забрали всех хавбеков — фон Базиля, Фонаря и других), а Брагина и Хуана командировали для участия в операции по освобождению заложников из публичного дома, захваченного террористами. Конюшня, как всегда, использовалась для спасательных операций — стихийные бедствия, катастрофы, терроризм — а как же!