Гэвин Смит - Бладшот [litres]

А вот, за одной из старомодных красных британских телефонных будок, и ее дом – Сохо-Террейс, номер 71. Старенький особнячок с террасой, белые стены, дощатые ставни на окнах первого этажа, над средним из верхних окон развевается по ветру полотнище «Юнион Джека»…

У крепких двустворчатых дубовых дверей Бладшот остановился, замешкался. Именно в таком доме и хотелось бы жить Джине, обернись ее жизнь по-иному! На миг восторг затмил все его нетерпение. Пожалуй, ради такого стоило пройти сквозь всю эту боль и кровь. Чтобы добраться сюда, стоило повоевать.

Все колебания разом забылись. Подняв руку к кнопке дверного звонка, Бладшот проводил взглядом черный кэб, проехавший мимо. Нет, о том, что и это – обман, еще одна жестокая шутка Хартинга, он не желал даже думать. Палец на кнопке звонка дрогнул лишь самую малость.

Долго ждать на пороге ему не пришлось.

Дверь распахнулась, и Джина шагнула навстречу.

Ясное дело, выглядела она иначе, старше. Конечно, со дня расставания прошла максимум пара месяцев, но скорбь делает с людьми и не то. Сменила она и прическу, и даже манеру одеваться: незнакомый зеленый джемпер, джинсы, кроссовки… В прошлом она по каким-то личным причинам даже в повседневный наряд старалась внести какую-нибудь изюминку, но эту перемену тоже можно было списать на скорбь, или на розовые очки Бладшотовой памяти, на воздвигнутый им для нее пьедестал. Внезапно Бладшота охватил ужас: сколько же в его памяти ложного, имплантированного? Надо полагать, большая часть – настоящая, но что, если нет? Усилием воли он подавил страх: ведь сейчас Джина здесь, перед ним!

Лицо ее сохраняло сдержанное равнодушие, с каким отворяют дверь незнакомцу. Это казалось довольно обидным, но в следующий миг Джина узнала его.

– Рэй?

А он ведь почти позабыл, что это – его настоящее имя…

– Джина! – откликнулся он, шагнув вперед.

Джина обняла его, но как-то не так. Сдержанно. Будто друга, но вовсе не мужа, не любимого и единственного.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Джина, ты себе не представляешь, что мне пришлось пережить.

Тут он ненадолго замялся, не зная, с чего начать. Столько безумных событий… поди это все объясни! Особенно если самому пережитое кажется чистой фантастикой.

– Ну, зная тебя… видимо, все это секретно.

Нет, встречу с женой он представлял себе вовсе не так. Откуда в ней эта сдержанность? Отчего она, скорее, удивлена, чем рада, счастлива видеть его?

– Это точно. И куда сумасброднее, чем обычно… но теперь-то я дома.

Джина приподняла брови, и Бладшот почувствовал первые трещинки, первые разногласия. Определенно, происходило что-то не то, однако ему не хотелось с этим мириться.

– Дома? – переспросила она.

– Да, – подтвердил он. – Я вернулся.

Эти слова не подействовали.

– Вернулся к тебе.

«Да отчего же и это не действует?»

Джина просто смотрела на него во все глаза, сбитая с толку, в явной нерешительности.

– Да что же стряслось? – спросил он, чувствуя, как внутри, в душе, что-то рушится, распадается на куски.

– Оставь, Рэй. Прошлое позади.

Падение плашмя с высоты восьми этажей, с крыши отеля в Кейптауне, и то причинило меньшую боль.

Проглотив подступивший к горлу комок, Бладшот изо всех сил постарался сохранить самообладание. После всего пережитого, чтобы добраться сюда, к глазам подступали слезы.

– Что значит «прошлое позади»? О чем ты? Мы же любим друг друга.

«Пойми же, пойми», – мысленно молил он.

– Любили, но с этим же все решено, – откликнулась Джина. – Что происходит? С тобой все окей?

Что все это может значить? Она говорит так, точно они развелись, а вовсе не так, будто считала его погибшим. Ни о каком «окей» тут и речи не может быть.

– Но я же вернулся домой, – сказал он. – Я всегда возвращаюсь домой.

Секунду-другую Джина молчала, не сводя с него опасливого взгляда.

– Я не хотела, чтоб ты возвращался домой. Я хотела, чтоб ты из дому не уезжал, – отвечала она.

Старый спор…

«Нет, – подумал Бладшот, – пора называть вещи своими именами. Не спор. Довод».

Ему захотелось сказать, что и он желает того же самого. Того же самого, и более ничего… но в голосе Джины чувствовалась непреклонность.

– Но… Хартинг сказал мне, что ты погибла, и я…

– О чем это ты? Кто сказал, будто я погибла?

Тон Джины сомнений не оставлял. Она все еще была неравнодушна к нему, но любить…

Бладшот устало привалился плечом к косяку.

– Этот доктор… он впрыснул мне в кровь множество микроскопических роботов. И с памятью моей грязные трюки проделывал. Ты даже не знаешь, как трудно было к тебе вернуться. Как пришлось драться, чтоб снова найти тебя.

Еще не закончив, он понял, что говорит, будто помешанный. Самый безумный из «бывших», внезапно явившийся на порог с самым безумным бредом в ее жизни… На лице Джины явственно отразилась тревога с примесью страха – а ведь он всей душой надеялся не стать причиной ее тревог никогда.

«Нет, ты просто не желал замечать ее страха. А она волновалась, тревожилась всякий раз, когда ты уезжал. И всякий раз, когда возвращался с новыми шрамами».

Известное дело: жизнь в страхе рано или поздно становится невыносимой.

– Мама? – раздался изнутри детский голос.

Бладшот крепко зажмурил глаза.

«Ну да, разумеется, у нее и дети есть – мы же всегда этого хотели. И живет она в одном из самых дорогих районов Лондона, живет новой жизнью, с новой семьей…»

Влекомая вперед заботой о матери, к ним осторожно приблизилась красавица-девочка. Светлые волосы, глаза – копия глаз Джины… Бладшот молча глядел на нее сверху вниз. Казалось, он вот-вот отключится. Кроме Джины, у него во всем мире не было никого.

– Дейзи, милая, ступай в дом, – велела дочери Джина.

Девочка двинулась в комнаты, с подозрением оглядываясь на человека, встревожившего ее маму.

– Джина, когда ты в последний раз меня видела? – выдавил Бладшот.

– Не помню. Еще там, в Сан-Диего, – отвечала она.

– Но когда это было, Джина? – снова спросил он.

Голос звучал спокойно, тихо, хотя ни о каком спокойствии Бладшот даже не помышлял: весь его мир рушился на глазах.

– Пять лет назад.

Глаза его едва не вылезли из орбит. Не в силах постичь услышанного, он пошатнулся.

– Рэй? – окликнула его Джина. Да, она волновалась о нем, но подойти ближе, прикоснуться к нему явно не хотела.

– Пять лет…

– Мама, иди ко мне, – раздался из комнат голос Дейзи.

Ну вот, теперь он и девочку перепугал.

– Секунду, милая, – отозвалась Джина и вновь повернулась к нему. – Рэй, ты окей?

Рэй отступил назад и едва не рухнул на булыжную мостовую. Все надежды рассыпались в прах. Вместе с миром, в который он возвращался – если мир этот хоть когда-нибудь существовал.