Александр Ильин - На суше и на море - 1977

Обильными снегопадами, лесным морозным треском и бесконечными вечерами прошла северная зима.

Наступила весна, а потом и она начала клониться в лето. Алк много узнал и много передумал за это время. Мир его расширился далеко за пределы родных лесов. В дружине князя Святослава собрались люди бывалые, немало повидавшие, из разных земель и городов.

По рассказам дружинников юноша узнал о славных русских городах Киеве и Новгороде, о неприветливой скалистой земле варягов, откуда выбегали на морские просторы хищные остроносые ладьи купцов и разбойников, о Студеном море, над которым полгода стоит день, а полгода — ночь. И о теплых морях рассказывали дружинники, о немыслимых богатствах заморского Царьграда.

Дальние страны представлялись Алку в облике знакомых людей. Земля варягов казалась похожей на злого, вечно недовольного варяга Веремуда, говорившего лишь о добыче и пленниках, а Византия — на царьградского купца Антония, зябко поводившего узкими плечами под нарядным кафтаном и устававшего после самого малого перехода, но смотревшего на славян со скрытым презрением, как на диких людей. А Студеное море было похоже на смуглолицего, скуластого представителя северного народа весь, который все старался спрятаться от лучей солнца в тени деревьев и тянул бесконечную песню, тоскливую, как метель…

Алк размышлял над многообразием мира, и ему казалось, что Русь — середина земли и все остальные земли лишь окружают ее, как шелестящие ветки ствол дерева. Здесь, на Руси, истинный корень жизни.

Гридень Алк постоянно был при князе, слушал его речи, присматривался к поступкам, но так и не сумел до конца понять своего господина.

Сложным человеком был Святослав, слова и поступки князя казались порой противоречивыми, и только после долгих раздумий Алк улавливал между ними какую-то внутреннюю связь, да и то не всегда.

В обиходе князь был прост. Ел из дружинного котла, а в походе довольствовался, как другие воины, куском поджаренного на углях мяса. Одевался в домотканую белую рубаху. Голову часто оставлял непокрытой. Ходил босиком по утренней росистой траве и громко свистел, подзывая коня. Гридней своих называл по именам, будто добрых товарищей. Одобряя отличившегося, с размаху хлопал тяжелой ладонью по плечу и весело смеялся, если тот не мог удержаться на ногах. Любил сидеть вечерами у костра и слушать сказания гусляров о подвигах предков.

На первый взгляд князь Святослав ничем не выделялся. Казалось, что он не повелитель, а лишь уважаемый старший брат в общем дружинном братстве, плоть от плоти его.

Но так только казалось, и Алк скоро понял это. Когда Святослав вдруг сдвигал брови и хмурился, сразу смолкали вольные голоса. Отмеченные почетными боевыми шрамами дружинники боязливо пятились, не смея поднять глаза, и будто невидимая стена отделяла князя от его людей.

Не сразу понял Алк, что простота Святослава едина с грозным величием и это единство как бы воплощает сущность самой Руси, где люди еще не разъединены так, как в других, уже начавших дряхлеть государствах. Разве осмелится византиец, веками воспитанный в чувстве унижения перед высшей властью, заговорить с императором? И разве императору свободное общение с простыми людьми не показалось бы крушением основ империи? На Руси — иное. Люди были вчерашними свободными пахарями, охотниками или воинами родовых дружин. И их предводитель мог быть лишь таким, как князь Святослав.

Мудрость Святослава как правителя в том и заключалась, что он оставался простым и понятным, не теряя величия в глазах людей, был грозен, не опускаясь до бессмысленной жестокости. И при этом всегда оставался самим собой, ибо человек, потерявший свое лицо, жалок и ничтожен…

И Алк понял, что служить такому князю — счастье.

Видимо, Святославу пришелся по душе молодой вятич, и он иногда беседовал с новым гриднем, расспрашивал об обычаях его племени, о землях, на которых жили лесные люди. Если Алк затруднялся в ответах, поучал:

— Не знаешь чего — так и скажи. Не оскверняй уста ложью из желания угодить. Выпытай лучше у знающих людей, а потом скажи. Любознательный все добудет, а ленивый да лживый последнюю правду забудет!

Однажды у лесного озера Святослав признался Алку:

— Больше всего воду люблю. Чтобы много было воды. В реке Днепре воды много. В вашей Оке — тоже. Но та вода бегучая, неласковая. А здесь вот вода стоячая, но темная, будто ночь. До теплого моря хочу дойти, до голубой воды, где плавали ладьи князя Олега Вещего и отца моего, Игоря Старого. И не гостем мимоезжим хочу дойти до моря, а стать на берегу его крепко…

Алк не нашелся, что ответить. Князь ведь ничего не спрашивал, а будто размышлял вслух. Но слова о теплом море Алку понравились, и он вдруг выпалил звонко, по-мальчишески:

— И я хочу на теплое море!

Святослав рассмеялся. Ему вторил воевода Свенельд, упершись ладонями в бока и раскачиваясь от смеха своим грузным телом. Смущенный Алк покраснел, опустил глаза.

— Как ты, княже, прикажешь…

— А что, может, и прикажу, — неожиданно серьезно сказал Святослав и, повернувшись к Свенельду, добавил — Слышь, воевода, о чем отрок мечтает? Повыше у него мечта, чем у иных седобородых мужей. Они думают, что сверну я шею хазарскому царю и обратно в леса упячусь. Таких и ты знаешь, воевода?!

— Как не знать! А имена им… — И воевода Свенельд замолчал, оглянувшись на Алка.

Отрок поспешно отступил. Он понял, что между князем и старым воеводой начинается тайный разговор, который не должен слышать никто, даже гридни-телохранители.

В последнее время таких тайных разговоров было много. Войско готовилось к походу на Хазарию.

Из Киева и Новгорода по весенней большой воде княжеские люди пригнали на Оку множество ладей. Нашлось в них место и для вятичей, которые влились в славянское воинство.

Союзники-печенеги пригоняли с Дикого Поля тысячные табуны неутомимых степных жеребцов. В конные дружины Святослав звал всех, кто умел держаться в седле, невзирая на род и достаток. До позднего вечера на берегах Оки, на просторных пойменных лугах слышались топот копыт, конское ржание, звон оружия, повелительные выкрики десятников и сотников — новые дружинники обучались ратному делу.

Крепкие заставы перекрыли дороги и тропы, чтобы на Волгу, в хазарские владения, не мог проскользнуть ни конный, ни пеший. Не к чему знать хазарам о готовности войска! Когда придет время, Святослав сам объявит о походе. А пока пусть нежатся хазарские правители в холе и богатстве, пусть пересчитывают мзду, взятую с торговых караванов. Как весенний гром, грянет на них Святослав!..

На исходе мая, в канун змеиных свадеб, наступил долгожданный день. Князь Святослав напутствовал гонца, который отправлялся к хазарскому царю: