Александр Ильин - На суше и на море - 1977

Первый сигнал о приближавшемся ненастье был получен 12 июня, в день накануне катастрофы; в 11 часов по местному времени кейптаунское радио сообщило, что ожидается юго-западный ветер от умеренного до сильного и что на море возможно волнение от умеренного до значительного; спустя 10 часов судовая радиостанция приняла штормовое предупреждение для района, находившегося к югу от танкера. Других предупреждений на корабль не поступало.

Жестокий шторм обрушился внезапно 13 июня в 5 часов утра. Капитан Андруцопулос поспешил на мостик. Увидев размеры волн, он тотчас приказал сбавить ход. В 5 часов 20 минут он снова велел снизить ход, на этот раз до 5 узлов. С этого момента капитан маневрировал судном на малой скорости, удерживая его против ветра и волн. Огромные водяные валы перекатывались через нос танкера и расплескивачись бурунами вокруг средней надстройки.

Вот как описан океан в свидетельском показании старшего помощника капитана Ананиадиса: «Волны были очень крутые… Колонны полумачт были вровень с вершинами волн».

Пожарный матрос Константин Маркакис из Афин за все 8 лет работы на море не видал такого шторма. Он нес вахту с 8 до 12 часов и был встревожен «…очень крутыми волнами». Рулевой Ангелос Манцарис нес вахту в то же время и также был напуган сильным волнением моря. «За всю свою жизнь не видал я таких волн», — рассказывал он впоследствии. Шторм усиливался, и второй механик Мицопулос Апостолос, несший вахту в машинном отделении, услышал зловещие удары, доносившиеся откуда-то из глубины, — странные, грохочущие звуки, ничего подобного которым он прежде не слыхал. Это в стальную обшивку танкера бились волны.

Подгоняемые юго-западным ветром, который с каждым часом крепчал, валы разрастались до огромных размеров. Пятнадцатиметровые гиганты с сокрушительной силой обрушивались на танкер.

«Бортовая качка отсутствовала, судно испытывало лишь килевую качку, — сообщал впоследствии старпом Ананиадис. — Волны через нос захлестывали палубу и бились о среднюю надстройку, доставая до мостика».

Снова и снова «Уорлд Глори» стряхивал с себя массы воды, упрямо пробиваясь вперед. Капитан Андруцопулос еще раз приказал сбавить ход; теперь судно шло с минимальной скоростью, необходимой для сохранения его управляемости; оно придерживалось лучшею из возможных курсов — в разрез волны. Единственное, что капитану оставалось делать, — это ждать, когда шторм утихнет.

Вскоре после полудня из Дурбана было получено специальное сообщение о том, что в течение ближайших 18 часов ожидаются неослабевающие юго-западные штормовые ветры, на море — очень сильная зыбь. Дурбан извещал также о первых жертвах шторма: двое матросов с западногерманского судна «Вильденфельс» были смыты волнами за борт.

Электрик Сократос Вандорос оказался первым из спасшихся, кто видел, как ударила первая волна-убийца. Это случилось в 14 часов 55 минут. Вандорос был свободен от вахты и решил выпить чашечку кофе на камбузе, расположенном на корме. Чтобы попасть туда, ему надо было пройти через дверь, из которой танкер просматривался по всей длине до самого носа. Вандорос увидел, что нос судна очень сильно зарывается в набегающие волны, которые перехлестывали через него; вода, попадавшая на палубу, образовывала водовороты.

Затем, свидетельствует Вандорос, «…я увидел впереди огромнейшую волну, в которую корабль зарылся носом, затем, по мере того как волна продвигалась к корме, нос снова начал подниматься, и тут я вдруг заметил, что он находится под каким-то необычным углом к остальной части корпуса». Вандоросу понадобилось несколько секунд, чтобы понять: танкер разламывался у него на глазах.

Этот гигантский вал — высота его равнялась примерно 20 м — приподнял танкер над водой; в какой-то миг нос и корма судна остались без опоры: под действием их веса корпус перегнулся, и верхняя палуба дала трещину позади средней надстройки.

Радист Барри, двадцативосьмилетний ирландец, услышал сначала громкий треск, а затем почувствовал, как судно содрогнулось. В радиорубке погас свет. Барри подбежал к иллюминатору, выходящему на корму. Антенны радиостанции были порваны и свисали, чем-то напоминая перерезанные сухожилия гигантского зверя. А на палубе, поражая своей невероятностью чернела поперечная трещина шириной 3 или 4 дюйма. «Не веря своим глазам, — показывал Барри, — я смотрел на эту трещину в течение нескольких секунд. Трещина расширялась и сужалась в такт качке судна».

У Барри создалось впечатление, что обе части танкера были пока скреплены днищем. Продольный переходной мостик погнулся, но не был разломлен, хотя поручни его лопнули и концы их торчали кверху.

Тут на «Уорлд Глори» накатил еще один массивный вал, резко задравший нос судна вверх. Снова раненный танкер сильно содрогнулся, и все на его борту услыхали леденящий душу звук ломающегося и рвущегося на части металла. У корабля, имевшего трещину по верхней палубе, переломился хребет — его днище.

Старпом Ананиадис в это время находился в своей каюте. Он подбежал к иллюминатору и увидел, что танкер разорван пополам. Обе части судна уже разделяло пространство примерно в метр шириной. Каюта Ананиадиса располагалась в носовой половине. Он накинул спасательный нагрудник и выскочил на мостик.

В тот момент, когда танкер переломился, третий механик, Иоханнис Каларас из Коринфа, нес вахту в машинном отделении. Он ощутил ужасный толчок и почувствовал интуитивно, что танкер переломился пополам. Каларас тотчас остановил двигатели и хотел связаться с мостиком, но из этого ничего не вышло. Носовая половина танкера со средней надстройкой и ходовой рубкой уже была отделена несколькими метрами открытой воды от кормовой части, находясь в которой Каларас тщетно пытался воспользоваться машинным телеграфом.

Пожарный матрос Константин Маркакис отчетливо помнит, что у себя в каюте он дважды услыхал «громкие звуки» и почувствовал, как танкер «дважды встал на дыбы». В Греции Маркакис показал: «Никогда прежде я не испытывал ничего похожего на эту качку. Танкер качало очень резко и сильно. Взлеты и падения были необычны для судна подобных размеров, частота взлетов и падений была просто невероятной».

Когда Маркакис вышел на палубу, он увидел, что танкер разделился на две секции, расходящиеся в противоположные стороны; из них выливалось содержимое грузовых танков.

Раздался крик: «Пожар!» Это запылала разлившаяся по морю нефть, угрожая превратить разъединенные секции танкера в огненные могилы для членов экипажа. Трудно установить, что произошло потом. В показаниях спасенных содержалось описание лишь разрозненных эпизодов случившегося. В них говорилось о панике и смятении и в то же время об удивительном хладнокровии и мужестве людей, внезапно оказавшихся перед лицом смертельной опасности.