Александр Ильин - На суше и на море - 1977

О происхождении пустыни гадать не приходилось. И возраст ее определен точно — середина XVIII века, когда по указу государевой Берг-коллегии недалеко от здешних мест построили железоделательные заводы. Выкса, Унжа и Гусь-Железный плавили металл для оружейных мастеров. А для плавки требовался древесный уголь, поскольку о коксе тогда не ведали. Крепостные углежоги валили вековые боры, корчевали пни и оставляли на месте лесов голую пустошь.

Потом, когда истребление лесов поубавилось, природа терпеливо взялась залечивать раны. Почти всюду поднялся новый лес. Только на возвышенной, открытой ветрам Лысой горе, или, по-нынешнему, на Вянских песках, дело никак не могло сдвинуться с мертвой точки. Так и дожила до наших дней пустыня, как немой укор бездумной деятельности людей.

На площади в двадцать пять квадратных километров белела бугристая песчаная пустыня. И высыхала к августу узкая речка Вянка. Лес отошел от песков, отгородился чахлой опушкой.

И это в самом центре европейской части России, в каких-нибудь четырехстах километрах от столицы!

Те, кому приходилось видеть пески, горько и укоризненно качали головой: экое дикое поле! Пытались пахать и сеять, но без удачи. Не годилось место под пашню: ни дорог, ни воды, ни сел поблизости. Даже когда в начале 50-х годов собрались с силами и посадили на песках сразу триста гектаров сосны, толку не получилось. Посадки не дожили и до осени, высохли. Какой тут лес!

Но вот через десять лет на Вянские пески приехали руководители Рязанского лесного хозяйства с Михаилом Гиряевым во главе и посмотрели на пустыню глазами специалистов. Один из них сказал Тарунтаеву, директору Касимовского лесхоза:

— Ну, Василий Алексеевич, тебе тут, милый, до самой пенсии…

Веселый, быстрый в мыслях и движении директор загадочно усмехнулся. До пенсии ему оставалось двадцать четыре года.

Рязанские гости уехали. Тарунтаев вместе с лесничими Аркадием Юдиным и Потифором Гиряевым еще не один раз приезжали на пески, проводили тут дни и ночи. Однажды долго стояли на голом бугре, потом спустились в ложбину, сели на сухой песок и стали анализировать прежние неудачи.

— Ясно, почему ничего не получилось: воды нет, — сказал один из них и ткнул пальцем в песок.

— А откуда быть воде, если сажали в мае? — сказал другой.

— По снегу хочешь? — спросил Тарунтаев и оживился.

— Семя сосны зимует в снегу…

Тут все наперебой стали вспоминать и привычки дерева, и свойства песка, снега. Когда снег еще лежит по лесам и на берегах Оки, здешние пески уже голые. Открытое для солнца место прогревается хорошо, весна тут движется быстро, и, чтобы захватить талую воду, не нужно смотреть на календарь, а надобно начинать работу, когда только-только оттает верхний слой на Лысой горе. Чуть позже все высохнет.

Подтрунивая друг над другом и не переставая размышлять, они внезапно поняли, что отыскали, пожалуй, главную ошибку своих предшественников, которые, очевидно, опаздывали с посадкой, и сеянцы сосны, очень охочие в первые дни до воды, гибли в песках, не успев укрепиться.

— Попробуем иначе, ребятушки, — сказал Василий Алексеевич и вспомнил, что до пенсии ему двадцать четыре года и, чтобы закончить за такой срок облесение Вянских песков, сажать нужно ровно по сотне гектаров каждой весной. В общем хлопот хватит до самого-самого…

В 1961 году паромщик стал перевозить с левого берега на правый тюки с саженцами, людей и тракторы сразу после ледохода. Дивился на лесников: «Ну и торопыги! Снег лежит, а у них разговор о посадке, рядках и приживаемости. Сами топочут от холода на палубе, пальцами носы трут от пронзительного ветерка, а сосенки везут в лес. На погибель, не иначе».

Но лесники углубились в чащу. Голубые сугробы лежали на полянах, по-зимнему сухо стучали ветки на деревьях, скучно, холодно, а мыслями все уже там, на Лысой. Как-то на пустыньке сегодня?

Вянские пески встретили первый отряд робкой зеленью ракитника и всходами белоуса. Песок оголился, лежал темный, сырой. Снег всюду стаял, но близко к поверхности еще держалась мерзлота.

Устроили на опушке шалаши, обогрелись, а потом тракторами попробовали, как борозда берется. Получилось. Мигом оживился стан, зеленые двухлетки сосны зарябили по голым пескам.

Работали неделю, другую. Весна промчалась, песок высох и побелел, но дело уже было сделано. Свернули табор. Теперь до другого года. Что-то около сотни гектаров засадили.

На второй год, когда убедились, что сосенки дружно прижились, опять переправились в апреле через Оку и Унжу, прихватили народ из Касимова, деревни Новой, а главное, взяли с собой лесопосадочные машины. Сажали и наблюдали, как ведет себя пустыня, как чувствуют сосны. Словом, учились. Ворошить пески пахотой не стали, каждую травинку берегли, ведь она закрепляет летучий песок, который как раз и опасен для молодняка. На буграх сажали в глубокие борозды, в понижениях — иначе: где гуще, где реже. Хоть и собрался народ из разных мест, но как-то сразу сработались, уж больно доброе дело затеяли, оно-то и сближало. Лесники Александр Малин и Федор Теняев ни на час не уходили с песков: время тут ценилось, как на весеннем севе. Чуть припоздал — и жди выпадов, горюй, переделывай. А когда переделывать-то?..

Песок не желал примерять одежду из молодого леса. Привык за двести лет к вольной и буйной жизни, сопротивлялся. Холодом отпугивал, жарой, безводьем. В ветреный день хлестал по глазам, старался как-то сбить, засыпать молодые рядки. Но сосенки уже уцепились за влажную землю, а людей непогода только подзадоривала. На второй год удалось облесить триста гектаров. Потом, пообвыкнув, стали засаживать и по четыреста.

Конечно, без многочисленных добровольных помощников, охотно откликнувшихся на призыв лесников, дело не обошлось. В первую очередь надо сказать о школьниках из совхоза «Маяк». От усадьбы совхоза до Лысой горы около полутора десятков километров по лесам. Но ребята приезжали, дружно работали.

Помогла и Елатьма — бывший райцентр, здесь пять или шесть домов инвалидов. Эти много испытавшие люди тоже пошли за лесниками. Добро-то можно делать и в глубокой старости — это всем известно.

По триста пятьдесят человек выходили натягивать на пески зеленую смирительную рубаху. Шумный стан лесников отбирал у пустыни кусок за куском, постепенно подбираясь к центру, где над буграми все еще крутились, правда уже порядком ослабевшие, столбики пыльных смерчей.

В 1966 году Тарунтаева перевели в другой лесхоз. Сдавая дела Владимиру Васильевичу Лунину, он шутливо сказал:

— Все планы у начальства мы перепутали. Песков остается мало, а я, видишь ли, еще не успел состариться. Расчеты были до пенсии. Впору до срока заявление подавать…