Александр Ильин - На суше и на море - 1977

Озираясь на молчаливые ряды вятичей, рабы побежали к воротам стана, и почти тотчас на мостки, перекинутые через ров, ступил Святослав. Два дружинника вели следом княжеского коня; меч был привязан к седлу.

Отставая на полшага, за князем следовал воевода Свенельд. Серебряная цепь на шее воеводы звенела о железо панциря, на левой руке покачивался овальный красный щит с круглой медной бляхой посередине. Рука в железной рукавице сжимала рукоятку длинного прямого меча. Боевой топор за поясом. Воевода как бы олицетворял собой грозную мощь дружинного войска.

А сам князь Святослав был одет в простую белую рубаху, перепоясанную красным ремешком; сапоги красные, с загнутыми острыми носами, без каблуков. Святослав был среднего роста, с густыми бровями, голубыми глазами и длинными усами, свисавшими почти до плеч. Голова Святослава выбрита, лишь с одной ее стороны свисал локон, означавший знатность рода. В левом ухе князя блестела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами и рубином, — единственная драгоценность, которую Святослав носил. Шея у князя была толстая и крепкая, плечи широкие, в мускулистых руках угадывалась большая сила. Взгляд из-под нависших бровей казался властным и строгим. Такого человека нельзя было не заметить, он внушал уважение.

Святослав опустился на седло, заскрипевшее под его тяжестью, и застыл, недвижимый, как каменное изваяние. Воевода Свенельд остановился у края ковра, за спиной князя.

Подошли вятичские старейшины и, повинуясь приглашающему жесту Святослава, сели на подушки. Они были без оружия, но длинные посохи, положенные на ковер, хищно поблескивали острыми железными наконечниками.

Ближе других к князю сидел, положив на колени узловатые руки, седобородый старец со светлыми, почти белыми глазами. Такие глаза Святослав раньше видел только у глубокого старца-гусляра, который, как говорили, уже разменял вторую сотню лет жизни. Сколько же прожил этот вятич, если время обесцветило его глаза?

Старец первым начал разговор, а остальные старейшины почтительно прислушивались, кивая головами:

— Мое имя Смед. Я старейшина рода, на земле которого ты сидишь. Вятичи спрашивают: зачем ты пришел сюда? Другом или недругом? С миром или с войной? Отвечай, пока не пролилась кровь…

Святослав вытащил из-за голенища черную стрелу и кинул вятичскому старейшине:

— Погляди! Кровь уже пролилась! Этой стрелой убили храброго воина моей дружины!

Смед поднял стрелу, задержал взгляд на метке.

— Кровь твоего воина не останется без искупления… Но ты не ответил…

Святослав прервал неторопливую речь старейшины неожиданным вопросом:

— Кому вы, вятичи, несете дань?

— Хазарам, — помедлив, сказал Смед. — Хазарам, которые приходят с Волги.

— Разве у вятичей много лишних мехов? — напористо спрашивал Святослав. — Или меда? Или хлеба? Или одежды, чтобы наделять всем этим людей чужого племени?

— Когда берут дань, не спрашивают о желании, — возразил Смед.

— Выслушай древнее сказание и пойми его смысл, — продолжил Святослав и нараспев, будто гусляр, начал так:

— В стародавние времена, лет сто назад, а то и поболе того, жили в лесу на горах, над рекой Днепром, где ныне стоит стольный Киев-град, славяне Полянского племени. И нашли их хазары и сказали: «Платите нам дань!» Поляне, посоветовавшись, дали им по мечу от дыма. Отнесли мечи хазары к своему князю-кагану и к своим старейшинам и сказали им: «Вот новую дань захватили мы». А те спросили: «Откуда?» Хазары ответили: «Из лесу, что на горах над рекой Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Хазары показали мечи. И сказали тогда старцы хазарские: «Недобрая это дань. Вы доискались ее оружием, острым лишь с одной стороны, то есть саблями, а у полян оружие обоюдоострое — мечи. Не взять с них дани, но будут они когда-нибудь сами собирать дань с иных земель!» Так и случилось. Никому не дают поляне дани, но берут сами со многих. В чем смысл древнего сказания, старейшины? — закончил Святослав.

И опять за всех вятичей ответил старейшина Смед:

— В том смысл, что дань берут мечом, меч же и освобождает от дани. Но у вятичей мало мечей, и живут они каждый своим родом. Хазары же приходят нежданно, и если не дать им ничего, то вырежут один род, потом второй, третий, пока не получат дани. Не для вятичей твое сказание, а для тех племен, что собраны в одну горсть…

— Ты сам ответил, старец, зачем я пришел в землю вятичей! — торжественно произнес Святослав, поднимаясь на ноги; следом за ним поднялись и старейшины. — Я пришел, чтобы собрать вятичей, и не в горсть — в крепкий кулак! Не другом я пришел и не недругом, но — господином! Настало время и вятичам склониться под властью Киева, как остальные славянские племена! Тогда я скажу, что между нами — мир!

Смед молчал, поглаживая ладонями бороду. Другие старейшины выжидательно посматривали на него. А Смед думал. Слова киевского князя не были неожиданными. Пора вятичам определять свою судьбу, пора! Сколько еще стоять на перепутье? Если самим не решиться, другие заставят. С юга хазары давят, с востока — болгары, с запада надвигается на вятичей необъятная держава князя Святослава. Давно уже поняли старейшины, что в одиночку вятичам не выстоять, нужно к кому-нибудь прислоняться. А если выбирать из соседей, то кого, кроме единокровной Руси?..

Но легко ли решиться вот так, сразу? С проезжей дороги на тропу свернуть и то подумаешь, а тут о всей будущей жизни речь идет… К тому же киевский князь показался излишне резким и властным. Сразу объявил себя господином! Если ныне так говорит, что дальше будет? И Смед возразил осторожно:

— Назвать тебя господином и обещать дань легко. Но мы не свободны в выборе, ибо подчиняемся хазарам и даем им дань с незапамятных времен. Не случится ли так, что ты уйдешь, а хазары придут и покарают нас и дань возьмут вдвойне?

— Забота князя защищать людей своих. Войско останется зимовать на земле вятичей и будет ей крепким щитом…

Смед продолжал расспрашивать:

— Как будут жить вятичи под твоей властью? Сохранишь ли ты обычаи наши?

— Живите по-прежнему со своими старейшинами и по своим обычаям, огражденные мечом моим от хазар. А за это дань мне дадите, не больше, чем хазарам, и отроков в войско. На всем сказанном клятву принесу своим богам, а вы — своим. Теперь я вас спрашиваю, старейшины: мир или войну выбрали вятичи?

— Худой мир лучше доброй ссоры… — нерешительно начал Смед, но Святослав прервал его:

— А по мне, лучше война, чем худой мир! Что выберут вятичи: добрый мир или войну?

— Тот мир, который ты предлагаешь, может быть добрым, если исполнишь обещанное…

— Исполню!

Старейшина Смед, наконец решившись, склонился в поклоне перед князем и торжественно произнес: