Виталий Бабенко - На суше и на море 1984

Он отдохнул немного и полез вновь, цепляясь за выступы скал. «Только бы подойти на выстрел, — упрямо говорил сам себе Ашир-ага. — Подняться еще хотя бы на пятьдесят метров…» И он лез вверх, цепляясь за камни и раздирая до крови пальцы, пока окончательно не выбился из сил. Упал лицом вниз и долго лежал неподвижно, словно мертвый.

Все это время Аман стоял внизу, возле машины, и сначала с любопытством, а потом со страхом следил за стариком.

— Ашир-ага! — позвал он, увидев, что старый охотник лег на тропу.

Старик не шевельнулся, не подал никаких признаков жизни.

— Ашир-ага, что с вами? — панически закричал Аман и бросился в гору.

Старый мерген приподнялся на руках, посмотрел на каменного архара, гордо стоявшего на вершине, снял с плеча ружье, прицелился и выстрелил из одного, а затем из второго ствола. Уже отлетела половина рога у каменного красавца, а мерген все загонял в стволы патрон за патроном и стрелял, стрелял, стрелял. И дикое, забытое людьми эхо гремело над ущельем, летя на предгорные просторы.

Повесть

Рис. М. Худатова

Клянусь крабом, изрядно позеленевшим на околыше моей фуражки: я всегда говорю то, что думаю! На любую морскую проблему, тайну, загадку я имею свою точку зрения и готов ее отстоять. На нашем судне это не всем нравится, но с капитаном я живу в мире, как и положено его первому помощнику.

Наш капитан Матвей Ильич Ткачев — удивительный человек! Я давно заметил, что он обладает каким-то магнетизмом, притягивающим к себе людей. Внешность у него самая обыкновенная, ничего выдающегося. Этакий добродушный, круглоголовый, уже седенький крепыш, но с такими молодыми бездонно-голубыми глазами, что смотришь в них и насмотреться не можешь. И душа у Матвея Ильича такая же молодая. Не состарилась она на морских путях-дорогах, не лишилась возможности удивлять людей своим умом и знаниями, не разучилась сама удивляться. Матвей Ильич — один из тех, про которых говорят: «Легок на помине». Стоит о нем поговорить или подумать, как он тут как тут.

Вечером я сидел в каюте и читал книгу.

С какой стати в такой поздний час мне думать о капитане? Едва я подумал это, как сразу же интуитивно почувствовал приближение Ткачева. Странно, не правда ли? Но факт остается фактом: через минуту-другую раздался стук в дверь.

— Войдите, — сказал я в полной уверенности, что сейчас увижу Матвея Ильича.

— Идем в Канаду. Порт погрузки — Монреаль, — проинформировал меня капитан, усаживаясь в кресло.

— Отлично! — воскликнул я. — Наконец-то мы доберемся до этих канадских «тритонов» и скажем им все, что о них думаем! Сколько можно губить на острове Оук уникальное гидротехническое сооружение средневековых мастеров! Сколько можно пробивать там бессмысленные шахты и шпуры! Ничего, кроме золота, их не интересует. Оукский колодец — это восьмое чудо света…

Капитан терпеливо молчал. Ему не надо было объяснять, о каких «тритонах» идет речь. Года два назад, когда были в Канаде и грузились в Порт-Картье, мы вместе с ним читали местные газеты, которые пестрели сообщениями о деятельности союза кладоискателей «Тритон эллайенс лимитед». Его основатель бизнесмен Дэвид Тобайес держал флаг в Монреале, а самый активный из директоров концерна — Даниэль Бленкеншип уже провел несколько лет на острове Оук, где искал путь к несметным сокровищам. Бленкеншип периодически поднимал настроение вкладчиков сенсационными сообщениями в печати.

В 1972 году его шахта, названная «Шпур 10 X», врезалась в скальное основание острова и обнаружила под ним полость, заполненную морской водой. Кладоискатель опустил на глубину 72 метра портативную телекамеру, которая якобы увидела в мутной воде сундук с золотом, а рядом… отрубленную кисть человеческой руки! «Доморощенный» авантюрист пытался подкрепить свою информацию весьма туманными фотографиями. Только при больном воображении на них можно было увидеть и заветный сундук, и кисть руки, и даже… плавающий человеческий череп.

Возбудив таким образом интерес к своим «открытиям», Бленкеншип надел акваланг и сам спустился в узкую шахту за сундуком. Но того и след простыл! Кладоискатель объяснил эту неудачу абсолютной темнотой в полости, где совсем недавно телекамера «видела» целый набор приключенческих атрибутов…

— Ваша догадка меня почти убедила. Но где доказательства, что вы правы? — спросил капитан.

— Доказательств пока нет, — признался я, — но моя версия не хуже других.

— И это требуется доказать, — Матвей Ильич улыбнулся. — Прежде чем выяснять отношения с канадцами, почему бы вам не опробовать свои доводы на экипаже? Соберите моряков и расскажите им историю острова Оук, попробуйте доказать им свою правоту, послушайте их мнение.

Моя догадка!

Основа моей версии — Гольфстрим (в переводе означает «река из залива») — течение, источником которого считается Мексиканский залив.

По моему предположению истоки Гольфстрима следует искать в экваториальных водах Атлантического океана. Где-то там, у северо-восточных берегов Южной Америки, солнце постоянно возбуждает движение теплых океанических масс к холодному Северу. Большие и Малые Антильские острова делят их на два потока: Антильское течение не покидает океан, а Карибское врывается в Карибское море, пересекает его с востока на запад и через Юкатанский пролив проникает в Мексиканский залив, где становится Флоридским течением.

Еще в далеком XVI веке испанские конкистадоры, пришедшие с огнем и мечом на землю майя, обратили внимание на то, что скорость течения в Юкатанском проливе превышала три узла. Любая лодка или большой плот, попавшие у восточных берегов Юкатана в струю течения, проходили за сутки более семидесяти миль, На выходе из Мексиканского залива Флоридское течение сливалось с Антильским, и могучий Гольфстрим с удвоенной силой нес на север этот плот или большую беспарусную лодку…

Велик и славен был народ майя: ему были доступны тайны движения небесных светил, он имел письменность, умел строить города. В средние века его города-государства Чичен-Ица и Майяпан состязались в красоте и силе, подобно античным Риму и Карфагену. Выше всех наук майя почитали историю. Каждые двадцать лет они воздвигали каменные стелы, на которых записывали важные события. А важнейшие из них писались на золотых досках. Смертная казнь грозила летописцу, осмелившемуся извратить историю народа. Междоусобица погубила сначала Чичен-Ицу, а потом захирел и Майяпан. Величавые пирамиды и храмы бывших городов были поглощены ненасытными джунглями. В 1485 году страшная эпидемия опустошила Майяпан.