Анджей Чеховский - На суше и на море 1981

— Здесь нельзя играть, — вдруг строго сказал мне появившийся невесть откуда человек в военной форме, — в лесу попадаются мины.

— Ну и пусть мины, — подумала я. — Ведь я уже видела море…

(Из рассказов об Озерном крае)

Фото Ю. Рыбакова

Ко всем большим северным озерам ведут ныне налаженные пути сообщения: где сухопутные, где водные, а где и воздушные. А вот к Кожозеру — нет. Причина проста: хотя и обозначен на карте Кожпоселок, никакого поселка там давно не существует.

— Никто там теперь не живет, — говорили нам мужики в Усть-Коже. — Прежде-то монахи жили, потом, после революции, разросся поселок, а в послевоенные годы опустел.

— И никого там нет?

— Как никого? Люди везде живут. Рыбаки от Гослова, геологи. Пастухи совхозный скот пасут. Свято место пусто не бывает.

— Но ведь далеко…

— Коль пойдешь, так и недалеко… До Покровского, считай, четырнадцать верст, оттуда до Половины тридцать одна верста — деревня такая была на половине пути, — ну уж от нее тридцать четыре до самого озера.

— А если по реке подняться?

— Нашу реку знать надо. Это здесь она такая тихая, а повыше — порог на пороге, падуны, да какие! Речка Кожа невелика — сто километров, а спадает на сто метров, ну как горная.

— Так как же быть?

— А по «монастырке». Эта дорога особенная, ее монастырь строил. Прямая как стрела. В большом порядке содержалась. Старики рассказывали, сам игумен дорогу проверял: едет в коляске, ставит перед собой посох; где он подскочит, там останавливался и велел сровнять ухаб. Если б трактора гати не разворотили, и сейчас бы машины проходили. Сей год лето сухое, идти по «монастырке» — одно удовольствие.

— А мешок за спиной?

— Тут уж ничего не поделаешь, все с собой бери: магазина не найдешь. Эх, не повезло вам, ребята, вчера трактор туда ушел…

Не было у меня в жизни пути более трудного, но и более прекрасного.

«Монастырка» представляла собой проложенное через леса и болота вдоль правого берега Кожи дорожное полотно, достаточно широкое, чтобы на нем встарь могли разъехаться встречные телеги. Поначалу шла она песками близко к берегу, и в просветах между деревьями виднелась беспокойная, шумливая река, скачущая на порогах, окатывающая выглаженные диабазовые плиты. Потом дорога пошла в тенистом коридоре мрачного елового сузема, молчаливого, однообразного. Птиц не слышно было. На возвышенных местах — слежавшаяся супесь, на ней недавние следы трактора еле заметны. В низинах мостики и гати разворочены гусеницами, но пешеходу везде дорога.

Мы шли, делая привалы сначала через пятьдесят минут, потом через сорок, тридцать, двадцать, проклиная груз, все более давивший на плечи. И вот, когда, казалось, уже конца не будет пути, внезапно открылся просвет. Мы вышли на поляну. Весело блестела тихим плесом речка, на берегу ее стояла изба, пониже баня, поодаль на берегу три березы. Это и есть Половина.

Был здесь некогда постоялый двор, потом деревенька в несколько домов. Теперь на поляне стоял зарод — стог по-северному, а в единственном сберегаемом доме останавливаются все проходящие.

У Половины впадает в Кожу Костяница — маленькая речка, скорее ручеек. Названа так, очевидно, потому, что все русло усеяно камнями. Каменистая река извивается в лесной глухомани, уходя далеко, в медвежьи дебри.

А сама Кожа здесь тихая. Выше и ниже — пороги, слышен их гул в вечерней тишине, а здесь — спокойная речка с зарослями кувшинок в заводях, с прозрачной студеной водой. Хорошее, уютное место эта Половина. Тишь здесь лесная, полная, успокаивающая. После долгого пути по мрачному лесному коридору с тяжкой ношей так славно на этой поляне, залитой солнцем, и не хочется никуда идти, а посиживать бы все время вот так, слушая стрекот кузнечиков в траве и крик коршунов в голубой выси.

Да и чего еще надо? Вот он — Север, вот она — тишь, глушь; живи и радуйся, охоться, рыбачь… Но озеро зовет. Пожили день, другой — и в путь. Через пять километров — избушка. Ну как здесь не остановиться на денек?

Двинулись дальше ранним утром по росистой свежести, и дорога поначалу была веселой и легкой. Воздух благоухал терпким сосновым настоем, каждый вдох как глоток целебной родниковой влаги. Птицы пересвистывались в чаще, вспархивали рябчики. По обочинам росла черника и брусника. И река постоянно напоминала о себе шумом порогов, а иногда показывалась в просветах деревьев.

Дорога шла то густым лесом, то гарями, то моховыми болотами. Вещевые мешки оттягивали плечи, усталость заставляла малодушно находить предлоги для остановок, на шагалось вторую половину пути веселее — ведь нас ждало озеро.

В последний раз подошла дорога близко к реке там, где отходит к ней галечниковая тропка, отсюда свернула через болото на сосновый холм и открылась взору далеко уводящей вдаль прямой просекой. Тут мы вспомнили рассказы о «прямой как стрела» дороге и легендарном посохе игумена.

Правды ради надо сказать, что не везде она идеальной прямизны (да иначе и быть не может), но на отдельных участках действительно до удивления прямая, и труд людей, проложивших эту трассу, — местных крестьян — заслуживает немалого уважения.

Долго-долго мы шли по дороге, пока не открылось лесное озеро, одно из трех Кожозер; на моховом его берегу сидел человек в штормовке и удил рыбу.

Как ни глух северный сузем, как ни пустынна заброшенная дорога, а люди везде встречаются, и мы не особенно удивились встрече, и рыбак не удивился.

— Геологи? — догадались мы.

— Геологи, — подтвердил он. — А вы?

Мы объяснили.

— Скоро «гетеэска» придет, — сказал рыбак, — прихватим вас.

ГТС — гусеничный вездеход, ревя, как танк, и, как танк, не разбирая дорог, провез нас последние девять километров. Сквозь заляпанное грязью стекло мы видели лишь мелькание вершин деревьев. Потом стало светлее, вездеход остановился, мотор смолк, мы выбрались из люка, и в звенящей тишине перед нами распахнулась просторная водная Гладь — Кожозеро.

Бывает любовь с первого взгляда. Озеро сразу покорило своей необъятной ширью, уводящей взор к сверкающей ртутной полоске, где воды сливаются с горизонтом, эпической мощью своих берегов, покрытых вековым, нетронутым лесом…

Большое озеро красиво всюду. С какого берега ни взгляни — открывается по-новому и радует взор. Но бывает и особенное место, как бы некое средоточие всех красот. На Кожозере это Лопский полуостров, к которому выводит лесная дорога. Правильнее назвать его островом, поскольку соединен он насыпным перешейком — дамбой — с материковым берегом. С перешейка открывается вид на возвышенное островное плато и на белые монастырские постройки. С этим местом связана история заселения Кожозера, которой, по письменным источникам, четыре века, а на деле же значительно больше.