Анджей Чеховский - На суше и на море 1981

Охотник, не торопясь, подошел к трофею, вытащил нож, обрезал уши и сунул их в сумку.

— Есть документ, — проворчал он, — будет и премия. А сейчас займусь выводком…

В тот день молодой пастух Мерген ехал в поселок за продуктами. Он трусил на иноходце по степи, начавшей оживать под теплым солнцем. Пастуха радовала сочная зелень эфемеров, ярко-красные пятна тюльпанов, гигантские свечи ферулы, сиреневые разливы цветущих кустарников. Степь жила, все торопилось расти, цвести, дать семена, продолжить род до наступления засухи.

Тысячи черепах выползли из темных лёссовых нор на солнышко. Его лучи согревали холодную кровь, и допотопные создания бодра зашевелились, начиная свой день.

Одна за другой просвистели стаи сизых голубей, стремительно пролетели на водопой чернобрюхие рябки. На пригорке пасся табунок диких гусей. Из-под копыт нехотя разбегались и взлетали пухлые, взъерошенные от утренней прохлады хохлатые жаворонка пустыни. Суслики, посвистывая, ныряли в норки.

Сливаясь с пестрым фоном трав, призрачными тенями умчалась вдаль цепочка джейранов. Только мелькнули белые «платочки» у хвостов, да легкая кисея пыли протянулась по следу.

— Хорошо, — сказал пастух Мерген. — Весна, тепло. Овцы ягнятся шибко. Добрые травы, злаки уродились в степи. Якши!

И тут в тугаях раздался хлесткий выстрел из нарезного оружия.

— Что такое? Охоты весной нет! Кто стрелял? Браконьер?!

Мерген был общественным инспектором и следил за охраной дичи. Уже давно никто здесь грубо не нарушал правил охоты. «Надо посмотреть», — решил чабан, обнажил кинжал, спрятал его в рукав и направил коня в лес.

Браконьера долго искать не пришлось. Знакомый старик хуторянин, опираясь на винтовку, спокойно ожидал всадника. Застреленный шакал лежал рядом, поблизости виднелась раскопанная нора.

— Что забыл здесь?

— Отдай ружье! Следуй за мной! — твердо заявил Мерген и тронул коня, наезжая на нарушителя.

— Стой! — крикнул старик, отступая. — Задавишь! У меня есть разрешение на отстрел хищников круглый год! Инспектор, а не знаешь! Тьфу! Я премии получаю за полезное дело. А ты лезешь! Конем давишь! Жаловаться буду!

— Почему охотишься весной, не в сезон?

— Я что, по-твоему, ума не имею? Осенью одна голова, весной — десяток. А плата одинаковая. Что матерый, что щенок. Думать надо!

Мерген проверил разрешение, выданное профессиональному охотнику Даулету Серикбаеву по всей форме. По закону он имел право уничтожать хищников даже весной. Оставалось извиниться и уехать. В это время из бокового хода в разоренной норе посыпались комочки земли и выскочил уцелевший щенок. Вид людей, запах крови заставили зверька в ужасе броситься к кустам.

— А этого почему не застрелил? — спросил Мерген.

Старик усмехнулся недобро:

— Пусть растет — будет новый выводок.

— Что же получается? Нарочно хищников разводишь? Лишь бы премии шли?

— Это мое дело.

Инспектор вскоре узнал, что этой весной Серикбаев успел получить премии за три выводка шакалов и волков. Он выслеживал зверей и брал в логовищах богатые трофеи, не забывая оставлять немного и на развод.

Вот потому-то шакаленок с приметной по окраске шкурой остался жить.

— Сарыг, — вспоминал о нем Мерген. — Желтый забавный зверек.

В тот день зверек забился в колючие заросли чингила. Их шелест от прошмыгнувшей мимо ящерицы заставил теснее прижаться к земле. Стрекотание сорок у гнезда на соседнем кусте чернотала вызвало дрожь. А топот коров, прошедших к водопою, почти парализовал щенка. Он замер от ужаса. Но время шло, и никто не трогал Сарыга. Щенок приподнял мордочку и начал изучать новый мир…

Солнце зашло за вершины деревьев. На полянах и в зарослях сгустились тени. Дневные птицы, зверьки и насекомые начали прятаться по своим тайничкам. В кусты чингила залез толстый саранчук и остановился у носа щенка. Сарыг вспомнил семейные игры и щелкнул челюстями. Он с удовольствием съел первый трофей, добытый самостоятельно.

Весной промыслить еду в тугаях — дело нехитрое, тем более что природа наделила шакалов способностью не особенно разбираться в пище. В сумерки, осмелевший от голода, щенок вылез из убежища и поймал лягушку. Затем наткнулся на тропку, по которой сновали глупые молодые мыши.

Щенок не вернулся в знакомые заросли и на день залег в пустой норе. После сытной еды пришел крепкий сон. Зверек проснулся в полдень. Жажда заставила побежать к ближайшей луже.

После весеннего паводка в пойме реки осталось множество пересыхающих стариц, проток, мелких ям и луж. Рыба не из всех успела уйти в реку. Ее вылавливали чайки и крачки, уснувших растаскивали вороны, грачи, сороки… По ночам приходили на кормежку кабаны, барсуки, дикие коты, шакалы. Для всех хватало поживы.

Шакаленок несколько дней провел в этих краях, набираясь сил. Он спал вволю, ел так же и рос не по дням, а по часам. Кбгда рыбы стало меньше, щенок закопал про запас несколько рыбин и поставил метку.

Запах начавшей портиться рыбы привлек птиц. Первыми прилетели сороки, засуетились, пытаясь найти добычу. Затем появился угрюмый ворон. Он прогнал вертихвосток и мрачно вышагивал, чуя падаль, но не догадался копнуть землю.

Уверенный уже в своих силах, Сарыг возмутился, обнаружив у тайника наглую птицу. Он залаял тонким голоском и помчался прогнать ее.

Ворон оценил силы противника и принял бой. Острый клюв ударил в нежный нос Сарыга, могучее крыло сшибло с ног. К счастью, кусты оказались рядом, щенок с визгом откатился и шмыгнул в спасительные колючки.

Урок запомнился. Сарыг стал осторожнее. Заметив тень от гигантских крыльев беркута, щенок вильнул в сторону. Сверху прошуршало, взвихрился песок, тронутый крылом. Орел, клекоча, взмыл в небо.

Другие птицы не угрожали шакалу, но все же причиняли хлопоты. Сороки, сорокопуты, даже ничтожные мухоловки, чеканы, славки-завирушки, овсянки, заметив зверя, давали сигналы тревоги, мешали охоте.

Сарыг добывал всякую пищу — рыб, ящериц, лягушек, насекомых. Иногда ему попадалась падаль, не брезговал он и луковицами диких растений. Однажды набрел на хутор своего врага Серикбаева и полакомился на бахче дынями. Лишь лай собак во дворе спугнул зверька.

Хуже произошло при знакомстве с лошадьми. Колхозные кобылицы с жеребятами ходили в степи под надзором жеребца. Могучий конь надежно оберегал табун. Даже при виде человека жеребец шел навстречу, бил копытом землю, громко ржал. Он умел отлично регулировать жизнь стада, как и в древние времена, когда дикие лошади еще не знали седла; в летнюю жару он увел табун в тень тугаев.

Чтобы кони не дичали, к ним наведывались пастухи. Мерген приехал сюда рано утром и еще издали заподозрил неладное. Кобылицы образовали круг головами к центру. Внутри кольца сбились в кучу жеребята. Животные всхрапывали и беспокойно ржали.