Юрий Киселев - Ступень 4. Наследники демиурга [СИ]

Лишь к вечеру Синтаэла, мокрая от пота, дрожащими от усталости руками дорисовала последние штрихи портала и, положив амулет на алтарь Одина, укрытый заросшими мхом гранитными плитами, хриплым голосом произнесла слова активации. Если бы девушка оказалась более опытной волшебницей, ей не пришлось бы проговаривать ключ активации вслух. Ей вообще бы не пришлось ни говорить, ни размахивать руками — конструирование заклинания напрямую в голове адепта считалось последней ступенью, высшим пилотажем в использовании магии. Но и так всё получилось великолепно — перед взволнованными беглецами медленно наливался серебристо-голубым светом овальный диск межмирового портала. Развернувшись до величины в полтора человеческих роста и уйдя нижним концом в землю, он в последний раз подёрнулся рябью и стал почти прозрачным, явив замершим в восхищении людям картину лесной поляны, заросшей невысокой, по щиколотку, тёмно-салатовой травой, залитой яркими солнечными лучами. Неизвестные в этом мире густые лиственные деревья стояли несколько поодаль сплошной стеной, загораживая обзор и не давая увидеть ни клочка неба другого мира. Над травой с яркими разноцветными вкраплениями мелких луговых цветов порхали крупные незнакомые бабочки и иногда мелькали хищные силуэты охотящихся на насекомых мелких птиц. По серебристому зеркалу портала периодически пробегала мерцающая рябь рассинхронизации, смазывая очертания иномировой картинки — сказывалось различие темпоральных потоков.

Оценив своё творение, Синтаэла, сглотнув вязкую слюну в пересохшем горле, хрипло прорычала, обращаясь к своим спутникам:

— Что встали, портала никогда не видели? Быстро похватали свои вещи, и пошли — долго я проход удержать не смогу…

Люди, услышав приказ своей предводительницы, спешно подхватили рюкзаки и вещевые мешки и начали бодро запрыгивать в портал. Не прошло и трёх минут, как на поляне перед порталом осталась одна Синтаэла. Грустно оглядевшись по сторонам, понимая, что сюда, на родину, они никогда уже не вернутся, девушка подняла с алтаря разрядившийся амулет Одина, повесив его обратно себе на шею, после чего подошла к мэллорну, прижавшись к гладкой коре дерева всем телом. Короткие слова прощания, и девушка сделала шаг назад, к порталу. Словно почувствовав тоску расставания, крона древесного исполина зашумела своими серебристыми листьями… А, может быть, это просто налетел неожиданный порыв ветра — кто знает? Но, сбитая порывом ветра, к ногам девушки упала небольшая тонкая веточка мэллорна с несколькими уцелевшими на ней серебристыми листками и двумя маленькими шишечками. Шишечки уже почти созрели, и семена скоро должны были высыпаться, дав жизнь новым деревьям.

— Спасибо! — поклонилась дереву Синтаэла, и, бережно прижав к груди ветку мэллорна с семенами, уверенно и больше не оглядываясь на покидаемый ею мир, шагнула в портал…

Большую, заросшую нехоженой густой травой лесную поляну в отрогах Западной горной гряды, по форме напоминавшую почти правильную окружность метров двухсот в поперечнике, со всех сторон окружали высокие лиственные деревья-великаны с кронами, переплетающимися на высоте десятков метров и создающими под своей сенью мягкий полумрак. После затянувшейся весны и сюда, в высокогорье, наконец-то пришло лето. Лёгкий ветерок выгонял из леса прохладный влажный воздух, обдувающий поляну и не дающий только что взошедшему солнцу прогреть его до состояния духоты. С опушки доносился разноголосый птичий пересвист, а над цветами, усеявшими поляну, порхали разноцветные бабочки. На поляну не вела ни одна тропинка, и можно было бы предположить, что она неизвестна никому, кроме исконных лесных обитателей, если бы не двое странных посетителей, с удобством расположившихся в самом её центре.

Одним из двух посетителей являлся огромный, под стать окружающим поляну исполинским деревьям, антрацитово-чёрный дракон, вытянувшийся во всю свою немалую длину и занявший своим телом почти четверть поляны. Вторым посетителем оказалась молодая девушка, с удобством устроившаяся на одной из передних лап дракона. Впрочем, вторая лапа дракона тоже была занята — ящер, изогнув под немыслимым углом длинную, с роскошным гребнем гибкую шею, разместил на ней свою громадную, шипастую, увенчанную двумя загнутыми назад рогами голову, устремив задумчивый взгляд больших перламутрово-зелёных глаз с вертикальными прорезями зрачков прямо в глаза девушки. Девушка и дракон не обращали внимания ни на щебечущих птиц, ни на порхающих вокруг бабочек — они разговаривали…

— Мамы слишком многое тебе позволяли, дочка, — пророкотал дракон, — они не хотели ущемлять твою свободу и полагали, что ты уже достаточно взрослая, чтобы трезво оценивать свои поступки и не попадать в неприятные ситуации. Ты же не думаешь, что немногие озвученные родителями запреты служили исключительно для того, чтобы осложнить тебе жизнь?

— Мы с сестрой просто хотели обрести свой дар, — покаянно пробормотала девушка, — кроме нас с Селеной, все остальные наши сверстники уже давно обучаются владению своим резервом.

— А подождать не могли? Эх, молодость, молодость… Вот куда вы спешили? Рано или поздно ваш дар всё равно бы пробудился. Только не говори, что вы об этом не знали!

— Мы не хотели ждать…

— Вот именно! Вы пожелали всего и сразу — молодости свойственно нетерпение. Если посмотреть на результаты твоего поступка со стороны, то можно посчитать, будто ты добилась того, на что рассчитывала. Дар свой ты, как и хотела — получила… Но вот скажи — оно действительно того стоило? Что ты принесла в жертву своему раннему дару?

— Не знаю, папа… Да, признаю — я была неправа, подвергнув риску и себя, и свою сестру…

— Рад, что ты это признала. Признавать свои ошибки — первый шаг к тому, чтобы их исправить. Так как сама ты исправить последствия того, что натворила, не могла, за тебя это попытались сделать мы с твоей мамой. Мы уничтожили всех твоих последователей и объявили культ Метаморфозы лживым и порочащим облик светлой богини. Теперь все в Натане знают, что своих последователей ты устранила — их действия шли вразрез с твоими желаниями и порочили твоё имя. Приносить в жертву людей тебе больше не будут, но, боюсь, в памяти людей ты навсегда останешься богиней смерти. Полностью отсечь направленные на тебя эманации боли и страданий я смогу лишь уничтожив всё население этого материка. Не только родственников и друзей обидевших тебя людей, но и совершенно посторонних женщин, детей, стариков… Скажи, ты желаешь их смерти?

— Нет, папа, пусть живут…

— Тогда тебе нужно как можно скорее покинуть этот мир — даже остаточные излучения от построенных на боли и страданиях молитв будут продолжать отравлять твою ауру. К тому же кто будет запрещать людям молиться, желая болезни или смерти своему врагу? Эти мольбы и связанная с молитвами негативная энергия будут выплеснуты в эгрегор планеты и достанутся тебе, хочешь ты того или нет. Защищаться от подобной энергии ты пока не умеешь.