Иван Булавин - Ходок

Ник, которого придерживал Алекс, спустил ногу вниз и начал сгребать песок и мелкие камешки. Те посыпались в центр, а монстр моментально среагировал, высунувшись из земли. Второй оказался ещё более чувствительным, а, возможно, среагировал на действия первого. Теперь отвратительная голова с торчавшими из неё антеннами торчала справа и слева.

Гранаты полетели одновременно, а ходоки отступили на три шага назад и залегли. Два почти синхронных взрыва подняли облака пыли и снова обдали ходоков содержимым хитиновых панцирей, хоть и не так обильно, как в прошлый раз.

— Готово! — удовлетворённо сказал Алекс, закончив плеваться.

Вместо двух ям, теперь получилась одна, в виде большого овала, посередине можно было попытаться пройти. Добровольцем вызвался Алекс. Он отдал товарищам рюкзак и автомат, обвязал конец верёвки вокруг пояса и взял в руку револьвер. Остальные приготовились вытягивать.

Поначалу он шёл быстро, но, чем ниже он спускался, тем глубже его ноги проваливались в глубокий песок. Потом, когда он начал подниматься с другой стороны, всё стало ещё хуже, проваливался он уже почти по пояс, если так пойдёт и дальше, то рискует вообще не вылезти, ни вперёд, ни назад.

— Остановись! — крикнул ему Румын, — а то по макушку закопаешься. Отвяжи конец, там кошка, попробуй до дерева добросить.

Алекс с опаской отвязал конец верёвки и взял в руку тонкую стальную кошку. Медленно, поскольку каждое лишнее движение заставляло его проваливаться в песок ещё глубже, он раскрутил её над головой и бросил в сторону деревьев, росших на той стороне. Первая попытка не удалась, пришлось вытянуть обратно, но, бросив второй раз, Алекс сумел зацепить дерево, достаточно толстое, чтобы выдержать вес человека.

— Теперь держи верёвку, — начал объяснять Румын, — а сам ложись на песок и медленно ползи, перебирая руками.

— Сам знаю, — отмахнулся Алекс, видно было, что он нервничает.

Хватаясь за верёвку и старательно перебирая локтями и коленями, англичанин медленно, но верно, подбирался к краю. Внезапно из песка высунулась нога гигантского насекомого и острым когтем ударила в ногу Алекса ниже колена, только сапог из толстой кожи спас его от ранения.

Нужно отдать должное выдержке ходока, он не закричал, не стал трепыхаться, не выпустил верёвку. Просто вынул револьвер и, быстро прицелившись, выстрелил. Надо сказать, что, несмотря на расстояние в метр, перебить пулей тонкую конечность было не так просто, но у Алекса получилось. А когда следом выскочил и хозяин ноги, то есть ещё один членистоногий, непонятно, каким образом добравшийся сюда, в его уродливую башку прилетели, одна за другой, пять револьверных пуль, а следом ещё и пара коротких очередей от Румына. Насекомому этого хватило, наверное, был разбит нервный узел, монстр замер и не подавал признаков жизни.

Алекс снова крепко взялся за верёвку и пополз наверх, примерно десяток движений, и, вместо рыхлого песка под ним оказалась твёрдая почва. Ходок, окончательно вытащив своё тело из песка, растянулся на траве и отдыхал.

— Не хочу тебе мешать, — крикнул ему Румын, — но не мог бы ты привязать верёвку покрепче, мы тоже хотим туда.

Алекс ничего не ответил, он просто медленно поднялся и пошёл привязывать конец. Следующим пошёл священник, верёвку постарались натянуть, поэтому у него получилось пройти почти весь путь, ни разу не провалившись. Следом отправился Румын с двумя рюкзаками и двумя автоматами, Ник пошёл замыкающим. Когда он уже карабкался наверх, утопая в песке, где-то в глубине ямы снова началось шевеление.

— Тяните! — крикнул он, тщетно пытаясь прыгнуть.

Товарищи среагировали немедленно, три пары рук дёрнули за верёвку, и Ник, вылетев из ямы, словно пробка, оказался у них в объятиях. Возня внизу продолжалась, но на поверхность монстр не высовывался, видимо, учёл печальный опыт предшественников.

— Плевать на него, — Румын махнул рукой.

— Мне повезло, — добавил Алекс, вставляя патроны в барабан револьвера, — тварь попалась тупая. Могла бы укусить меня, не вылезая из земли, но зачем-то понадобилось высунуть ногу.

— У муравьиного льва, если я правильно помню, наружное пищеварение, у настоящего, я имею в виду, — начал объяснять Румын, — он впрыскивает пищеварительные соки…

— Слушай, хватит, а! — прервал его Алекс, — без твоих лекций тошно, ботаник недоделанный.

Все четверо нервно засмеялись.

Дальнейший путь ничем особенным не запомнился. Вытряхнув песок из одежды, они двинулись вперёд через рощу. А когда снова вышли на открытую местность, то разглядели впереди противоположный склон котлована. Ходоки сразу почувствовали прилив бодрости, мешки уже не казались такими тяжёлыми, а дорога ужасной. Тупиков и ловушек им более не попадалось, поэтому, спустя час, все четверо уже лезли по склону вверх, проклиная рассыпающийся камень.

На ночлег группа остановилась, можно сказать, в чистом поле. Конечно, сложно назвать чистым поле, где повсюду лежали обломки ржавой техники, настолько старые, что невозможно даже приблизительно выяснить её предназначение, что-то, вроде бульдозеров и экскаваторов.

Ночь прошла тихо, часовые совершенно напрасно всматривались в ночную мглу, не было там ни вампиров, ни обезьян, ни тараканов, размером с медведя, да и самих медведей не было, а если и были, не рискнули связываться с этой компанией.

Последним дежурил Ник, как только на востоке показалась тонкая полоска света, он растолкал всех и подбросил дров в костёр, благо, запасли с избытком.

— Подъём, — говорил он Алексу, дёргая его за ногу, — кто проспит завтрак, пойдёт голодным.

Остаться без завтрака никому не хотелось, поэтому очень скоро все они, уютно устроившись вокруг костра, старательно поглощали из котелка наваристую гречневую кашу с мясом. Что характерно, даже Викентий перестал обращать внимание на постные дни, хотя сегодня, вроде бы, была пятница. Ну, и правильно, в дальней дороге должны быть послабления.

После завтрака, когда солнце уже встало окончательно, группа отправилась на юг. Ориентир, одинокая красная гора, про которую писал в дневнике покойный Карлос, была отсюда хорошо видна. Он также упоминал, что от неё идёт хорошая дорога. Возможно, так оно и есть, вот только до горы дорога была отвратительной. Шла она через какие-то топи, справа и слева от неё было море жидкой грязи, а саму дорогу, имевшую когда-то покрытие из бетонных плит, через каждые полметра пересекали промоины, видимо, за долгое время вода сумела размыть даже бетон.

Шагать приходилось, как по шпалам, то широко, то узко. Временами кто-то запинался и падал, ругаясь нехорошими словами. Разве что священник всё время молчал. Но это понятно, материться ему не положено, а дорога больше никаких слов не вызывает.