Анна Пейчева - Государыня for real [litres]

Столыпин затрясся, как строптивое желе, отказывающееся быть съеденным на завтрак:

— Вы тоже не всё знаете, Константин Алексеевич, идти сейчас на телевидение — это политическое самоубийство…

— Ничего, ничего, всё Катенька прокомментирует, что Гаврюшкиной душеньке угодно: и воздушную поломку, и арест Алёшки, и отставку Мелиссы. Прессу нужно баловать.

— Но…

— Соглашайся, Семён, раз дед уверен. — Екатерина была слишком растеряна, чтобы иметь собственное мнение.

— С Каспером спорить бесполезно, сударь, — со вздохом подтвердила бабушка Мадлен. — Хоть он при каждом удобном случае и называет себя подкаблучником, но большего упрямца во всей Европе не сыскать.

Обер-камергер нехотя пообещал Левинсону интервью со своей венценосной начальницей и, насупившись, надолго замолчал.

— Все-таки что за змея эта Мелисса, — сказала Екатерина деду, шествуя по полированной мостовой и вымученно улыбаясь всем вместе и каждому в отдельности. — Украла у меня праздник. Теперь все про нее будут говорить, а не про меня! — Императрицу охватила жгучая обида.

— Ребенок ты совсем, Катенька, — усмехнулся дед в бороду.

— Ох, дедуля, а ведь я даже не знаю, откуда берутся премьер-министры, — с ужасом осознала Екатерина и даже остановилась. — Где мне нового главу правительства отыскать?

— Не беспокойся, внученька, — Константин Алексеевич ей весело подмигнул, — всему свое время.

— А кстати, как она посмела так внезапно уволиться? — запоздало возмутилась Екатерина, не забывая при этом помахивать ручкой каким-то орущим детишкам. Процессия уже вступила во двор Зимнего, оставалось всего несколько метров до входных дверей. — Разве так можно?

Константин Алексеевич кивнул:

— Закон о государственной службе, принятый еще твоим прадедушкой, моим папулей Алексеем Вторым. Госслужащий, уставший от своих обязанностей, имеет право на немедленную отставку — работа на таких постах должна быть исключительно добровольной и с хорошим настроением, а то натворит дел чиновник, которого силой заставят отработать даже неделю! Жалованье у них маленькое, так что это только по призванию души… Эх, мудрый был человек мой батюшка Алексей Второй, убежденный буддист — наверняка перевоплотился во что-нибудь хорошее. — Дед задумчиво погладил пушистую, как у Санты, бороду. — Мне нравится думать, что он перевоплотился в мои виноградники. Я иногда чувствую его там. Ты случайно не в курсе, Катенька, буддистам разрешено реинкарнироваться в растения? Или только в животных?

— И этого я тоже не знаю, дедушка, — мрачно призналась Екатерина. — Разбираюсь только в лошадях и гаджетах. Знаешь, по-моему, любой случайно выбранный гражданин и то больше подошел бы на роль монарха, чем я.

— А ну-ка выше нос! — скомандовал Константин Алексеевич. — Что за пораженческий настрой? С таких слов госперевороты начинаются! Зря мы, что ли, всей страной отвоевывали для тебя трон у чумички Головастикова? Давай-ка соберись и штурмуй Зимний. У тебя еще бал впереди.

По парадной лестнице Екатерине удалось вознестись как индуске, привыкшей с детства таскать свои личные вещи в плетеной корзине на голове. Хрустальная корона даже не шелохнулась. Дородные казаки в курчавых папахах закрыли за делегацией двойные двери. Государыня наконец-то оказалась дома.

— Ну-с, Семён? — Екатерина повернулась к бледному обер-камергеру. — Жду твоих объяснений.

— Видите ли, ваш’величество… Я даже не знаю, с чего начать…

— Ну, понеслась душа по кочкам, — зарокотал Константин Алексеевич. — Вот что, малыши. До выпуска новостей на «Всемогущем» осталось минут десять, и если вы хотите, чтобы начали его с красивого бала, а не с позорной авиакатастрофы, то вперед, запускайте танцы! Накалякаетесь еще, успеется.

— Но я должен…

— Ты должен сейчас же прыгнуть на свою доску и догнать меня, — сурово ответствовала Екатерина, сбрасывая неудобные хрустальные лодочки и босыми ногами становясь на верный гироскутер. — Дед, как всегда, прав. Пора открывать бал. По коням, господа!.. И не забудь мои туфли, Семён.

В девятнадцатом веке балы в Зимнем дворце славились на всю аристократическую Европу. Мерцали тысячи свечей, отражаясь в бесценных тиарах, стучали по паркету каблуки, заглушая карточные споры за зеленым сукном, изысканные ароматы французских десертов переплетались с тяжелым масленичным запахом блинов с икрой.

В двадцатом веке стало не до танцев. Одна война, другая. Царь-затворник Николай Второй, посвятивший себя семье. Царь-буддист Алексей Второй, сторонившийся пустых увеселений. Царь-художник Константин Первый, одаренный в области изобразительного искусства, но при этом совершенно лишенный слуха и не умевший танцевать. Царь-технарь Николай Третий, просто не понимавший, зачем нужна такая бессмысленная трата денег.

Вот почему за последние сто лет Зимний постепенно превратился в винтажный бизнес-центр. В пустующих бальных залах установили столы для конференций и заседаний, будуары отдали под министерские кабинеты. Повсюду здесь теперь работали, а не развлекались. Государь с семьей ютился в нескольких комнатах на втором этаже.

Нет, однажды Екатерине удалось потанцевать на настоящем балу в Царском Селе — когда выбирала себе жениха в ходе реалити-шоу. Собственно, и бал был частью этой передачи, поэтому всё действо оплатил телеканал «Всемогущий». Левинсон потом долго морщил нос, недовольный, что Екатерина пригласила на бал своих коллег из колл-центра Русско-Балтийского завода, где она трудилась до недавних пор в должности простого оператора, и получился «банальный корпоративчик, а не великосветская утеха, как у старины Толстого».

От новой императрицы, чувствовала Екатерина, ждали большего блеска.

Пару месяцев назад, когда на российском троне случайно и ненадолго оказался телеведущий Ангел Головастиков, история едва не повернулась вспять. Головастиков с головой окунулся в подготовку «величайшего бала в истории», за величайшие же деньги, но не успел воплотить задуманное, лишился престола. Екатерина читала его заметки, забытые на трюмо в Малахитовой гостиной, как приключенческий роман. Там были сакуры в кадках, дрессированные слоны, двадцать четыре перемены различных нарядов государя, поющие балерины, доставка свежих устриц самолетом из Сен-Тропе, золотая статуя самого Ангела в селфи-уголке, симфонический оркестр из Вены, игра «Угадай количество карат в бриллианте и забери его»… и еще сто пятьдесят восемь страниц невообразимых забав, вызвавших у Екатерины настоящее головокружение. Будто автор заметок зажал кнопку на пульте от телевизора и полчаса смотрел, как мелькают перед глазами каналы, а потом всю эту кашу добросовестно записал.