Владимир Абрамов - Доппель стори [СИ]

Звягинцеву не оставалось ничего иного, как сесть в кресло. Для человека в обычном положении сиденье показалось бы удобным, но не тогда, когда руки закованы в наручники за спиной. Славе пришлось сесть на краешек и слегка наклониться вперёд. Милиционеры вышли в коридор.

Святослав не понимал, для чего его вызвали к руководителю, но ничего хорошего не ожидал. Он молчал, в ожидании подвоха смотрел на подполковника.

— Думаешь, зачем тебя привели сюда? — вкрадчиво вопросил Петренко.

— Есть такое дело, — едва заметно обозначил кивок Святослав.

— Сегодня, Слава, Генеральный Секретарь объявил в стране военное положение, — неспешно начал подполковник. — Весь мир узнал, что Волгоград наводнили инопланетяне. Руководство КГБ долго думало, как с тобой поступить.

Надежда загорелась в сердце Звягинцева. Будь он в своём теле, сердце началось бы учащённо биться, но в теле дубля ему удалось сохранить невозмутимость. Он ждал дальнейших слов, и дождался.

— Ты, Слава, конечно, нарушил много внутренних правил, — продолжил Петренко. — Разгласил секретную информацию… Но теперь эта информация перестала быть секретной. С точки зрения закона тебя это не освобождает от ответственности, поскольку нарушение было раньше отмены секретности, но…

Пауза, которую взял подполковник, внимательно рассматривающий слесаря, была настолько напряжённой, что Святославу хотелось воскликнуть: «Ну же, продолжай! Какого хрена ты замолк? Меня освободят?». Но он сдержался.

— Да, ты нарушил, но с другой стороны, — продолжил подполковник, — чего ещё было ожидать от работяги? — иронично усмехнулся он. — Ты хороший слесарь, но как агент КГБ — ниже плинтуса. Я попросил за тебя наверху, — показал он пальцем на потолок, — поручился, Слава, поэтому…

— Меня… — даже в теле дубля у Славы от волнения голос стал хриплым. — Меня освободят?

— Это зависит от тебя, Слава, — подполковник пристально глаза в глаза с угрозой посмотрел бывшему подчинённому. — Если ты не будешь делать глупостей, продолжишь возиться в дерьме и будешь вести себя тише мыши, то я могу поспособствовать твоему освобождению. Если же вдруг думаешь, что пострадал не за дело, планируешь пойти против Родины…

— Нет-нет! — тут же замотал головой Звягинцев. — Сергей Иванович, меня вполне устраивает работа сантехника. Я ни к кому не имею претензий.

— Что, даже не обиделся на заключение в камеру? — искренне удивился подполковник. Ему действительно было интересно получить ответ.

— Нет, — спокойно ответил Святослав. — Камера хоть и меньше слесарки, но условия почти такие же. Лежи себе на койке, плюй в потолок. На работу ходить не надо, кормят, поят, тихо и мозги никто не компостирует…

— Удивляешь ты меня, Слава, — качнул головой Петренко. — Сильно удивляешь. Бывало, закалённые и подготовленные агенты ломались после нескольких суток в одиночной камере, а ты сидишь такой бодрый… Я бы даже сказал, слишком бодрый, словно на курорте побывал.

— После того, как поныряешь в продукты человеческой жизнедеятельности, и такое за отдых сойдёт, — сказал Звягинцев.

— Значит, ты готов к сотрудничеству? — спросил подполковник.

— Конечно.

— Что же… Конвой!

Милиционеры после возгласа Петренко резко распахнули дверь и быстро ворвались в кабинет. Подполковник усмехнулся. Прежде, чем милиционеры набросились на Звягинцева, который успел изрядно струхнуть, Сергей Иванович приказным тоном произнёс:

— Освободите его, — кивнул он в сторону Святослава, — после чего можете возвращаться на пост.

Милиционеры удивились, но обсуждать приказы начальства не стали. Звягинцев встал и повернулся спиной к конвоирам. Они освободили его руки от наручников и покинули кабинет.

— Слава, запомни, ни слова о твоей работе тут, — с угрозой произнёс Петренко. — А сейчас иди в бухгалтерию, получи расчёт. Очки и личные вещи получишь на посту при выходе из здания. Если кто будет спрашивать, ты, Слава, уволился по собственному желанию. Не твоя работа. Понимаешь?

— Понимаю, Сергей Иванович. Я сам захотел уволиться. Я могу идти?

Святослав был готов согласиться с чем угодно, лишь бы свалить отсюда и вернуться к нормальной жизни без опасения попасть в застенки КГБ или на опыты учёным.

— Иди, Слава. Иди…

Шок… Иначе не получится описать состояние Звягинцева. Он в теле дубля стоял напротив цирка неподалёку от управления КГБ и не мог поверить в то, что всё происходит в реальности. Мало того, что его отпустили, так ещё даже не пожурили и не стали запугивать. Дальше вообще происходящее было похоже на бред воспалённого воображения.

В бухгалтерии с ним говорили, как с обычным сотрудником — ровно, спокойно. Бухгалтера смотрели на Звягинцева с интересом, как на коллегу-мужчину, а не как на преступника. Попросили написать заявление на увольнение по собственному желанию, видимо, их предупредило руководство, каким образом нужно рассчитать сотрудника. Святослав хотел скорее покинуть здание, стены которого стали на него давить, но пришлось ждать, поскольку бухгалтер считала деньги…

Да уж! Это было неожиданно. Звягинцев получил на руки заработную плату и премию, причём, непонятно за что. Когда он расписывался в платёжке, в одной из граф заметил надпись: «Премия: 10 700 рублей 00 копеек».

В целом сумма в кармане джинсов была очень приличной — тридцать тысяч восемьсот девяносто рублей. Учитывая, что Звягинцев и недели не проработал в КГБ, а несколько дней просидел за решёткой, всё выглядело очень странно. Дико. Подозрительно. Нереально. Но ведь факт — нахождение в камере-одиночке было оплачено как сверхурочная работа! В гробу он видел такую работу.

От попыток осознать, что вообще за херня произошла, у Звягинцева чуть не закипели мозги. В итоге он плюнул и решил не забивать голову ерундой. Просто поставил себе зарубку в сознании держаться подальше от представителей правопорядка. Оно, конечно, сотрудники КГБ и милиции работают на благо Родины, защищают граждан Советского Союза, но внутренняя кухня у них, как понял Святослав, отдаёт душком. Надёжных товарищей там не встретить, у всех шкурный интерес, ради которого чекисты готовы заложить напарника, которому до этого клялись в сохранении тайны.

— Ой! Здрасти.

Милый девичий голос вернул Звягинцева в реальность. Он повернулся направо и обнаружил знакомые изумрудные глаза и каштановые кудри. На этот раз жительница из дома через дорогу, в котором расположена слесарка, была одета в спортивный костюм красного цвета с белыми полосами. На ногах советские кеды в тон костюму. В правой руке она держала авоську, в которой были видны хлеб и картошка. На груди справа красовалась вышивка в виде перекрещенного серпа и молота в окружении венка, под ним висел золотой значок «ГТО».