Римма Кошурникова - Тропы «Уральского следопыта»

Казалось бы, можно было и остановиться. Но Чижевскому будто бы все не хватает и не хватает знаний Уже доктором наук, он проходит еще один курс того же университета, учась на медицинском факультете с 1919 по 1922 год. В 1922 году он утверждается в звании профессора.

Александру Чижевскому к тому времени исполняется двадцать пять лет.

Если к перечисленным работам, к постоянной занятости студента — и не одного факультета — добавить, что за этот же отрезок времени он закончил несколько математических работ, писал научно-философские сочинения, многочисленные доклады отчетного характера, журнальные и газетные научно-популярные статьи, выпустил курс лекций по русскому языку, сочинял стихи и попробовал написать драму, то придется удивляться не только работоспособности их автора, но и широте его интересов. И это помимо труда, потребовавшего большой подготовительной работы и строго логического анализа, — «Периодическое влияние Солнца на биосферу Земли».

В юности Александр Чижевский нарисовал экслибрис для своей библиотеки. На фоне Солнца и человеческого мозга был изображен интеграл, охватывающий все — от плюс до минус бесконечности. Этот символ был не данью романтическим настроениям автора, а предельно точно выражал его кредо: свет Солнца и свет человеческого разума — вот источники жизни и познания.

Солнце и жизнь на Земле стали для будущего ученого темой многочисленных и трудных исследований.

В полной мере ощущал себя сыном Солнца молодой Александр Чижевский, страстно увлеченный огненным диском на земном небосклоне. Но, как мы помним, не менее увлечен он был и старинными летописями, сагами, преданиями. Однако эти две свои страсти он сумел слить воедино в удивительном для Археологического института докладе — «Периодическое влияние Солнца на биосферу Земли».

С того — 1915 — года Чижевский стал изучать любимые памятники древней письменности «под солнечным углом зрения»: как влияет Солнце на живые организмы Земли. Он просмотрел произведения писателей древнегреческих и древнеримских, античный эпос, древнеиндийские летописи, произведения китайских писателей за обширнейший отрезок времени. К этому надо прибавить еще и то, что тщательно проанализировал исследователь работы о наблюдениях за Солнцем и живой природой и других более поздних авторов. И это не все: Чижевский досконально изучил уйму эпидемиологических трактатов.

Да, с того года он начал свои удивительные поиски. И многие годы вел их с не меньшим воодушевлением, чем в пору увлеченного первооткрывания.

Когда знакомишься с работами Чижевского, поражает необыкновенное соответствие постановки вопроса и его разрешения. Будто бы легко и спокойно прослеживаются связи Земли и Солнца. Ученый и сам как бы удивляется: много в старинных работах, трактатах, поэмах соотношений явлений в органической природе Земли и общественных явлений. И он с головой уходит в изучение этого материала, воспринимая как откровение стремление безвестных часто авторов сопоставить столь далекие явления.

Несколько позже он напишет об этом своем проникновении в проблему взволнованно и образно: «В них (сопоставлениях физических явлений и органической природы. — В. П. ) мы находим не только богатство или скудость фантазии, присущие тому или иному племени, но иногда и поразительные по своей глубине суждения, покоящиеся на точных наблюдениях природы, сделанные верным и опытным глазом подлинного испытателя природы. Исторические экскурсы постоянно заставляли нас углубляться в летописи, хроники и анналы различных народов. И почти всегда и везде, как некоторое общее правило, мы могли констатировать, что наблюдатели-летописцы отмечали замечательные совпадения небесных и земных явлений. В тишине монастырей, в тревоге осажденных укреплений или в мирном течении жизни, вдали от битв и походов, скромные и зачастую неизвестные создатели истории отмечали эти совпадения и давали им то или иное объяснение».

Греческий историк Фукидид сообщал, что эпидемии 436—427 годов до н. э. в Аттике «шли» на фоне землетрясений, усиленной вулканической деятельности, морских наводнений, засух и неурожаев.

Древнеримский поэт Овидий свидетельствовал, что некая повальная болезнь на острове Эгины в I веке до н. э. «одолела людей, животных и растения одновременно».

Патриаршие летописи 6874 года говорят нам, что «Бысть знамение на небеси. Того же лета бысть мор великий в граде Москве. Того же лета бысть сухмень и зной велик и глад великий по всей Земле».

Да, всегда и везде старинные писатели и историки, жившие в разные времена эпохи, в отдаленных друг от друга странах, были единодушны в одном: неживая природа каким-то образом сказывается на «разгуле моровых поветрий» среди людей.

Но более всего поразило Чижевского то, что он окрестил для себя «системой предзнаменований». Она у всех народов и во все времена была удивительно похожа!

Для древнего китайца, русского летописца, галла и монгола странная окраска небесного свода, стрельчатые облака, столбы и веера полярных сияний, колебания почвы, пятна на солнце или круги около него неизменно предшествовали наступлению беды, — поражался ученый. И тут же благоразумно замечал: вполне понятно, что в своих замечаниях древние значительно преувеличивали роль и смысл небесных знамений и даже впадали в грубые ошибки, увлекаясь поэзией сравнений. И все-таки, несмотря на то, что «система предзнаменований» покоилась на религиозной почве, она всегда имела объективные основания: общественную сторону жизни наших предшественников. И это самое важное для нас, — делает вывод Чижевский.

Так говорили Чижевскому летописи. Ну, а что говорили медики, врачи?

Ученый обращается к их свидетельствам. Пожалуй, в душе он побаивался этой минуты: вдруг столь нужные ему голоса промолчат? Вдруг они не станут его союзниками?

Но что ж! Развернем их трактаты… Чем больше читал Чижевский, тем яснее видел: опасаться нечего. И восточные исцелители, и европейские врачеватели — менее одухотворенно, чем летописцы, но более четко искали связи между «небом и Землей».

Начиная с Рамаццини (врач, признанный отцом профессиональной гигиены, живший в 1633—1714 годах) ученый встречается с целой плеядой исследователей, посвятивших свои работы выяснению связи между заболеваниями и метеорологическими явлениями. Среди них Чижевский видит имена Сиденгема (1624—1689 гг.), Виллиса, Мортона, Вильгельма Гранта, Столя, Мертенса.

Упорный молодой исследователь узнает, что в Германии врач Гоффман вел одновременные наблюдения за погодой и заболеваемостью. А с середины XVIII века, как Чижевский отмечает, в редком сочинении по частной патологии не указывалось на связь между волнениями в фазах той или иной болезни и необычными комбинациями в свойствах атмосферы.