Римма Кошурникова - Тропы «Уральского следопыта»

— Вот, мужички, видите, какая погода стоит. Самая пора за сев приниматься, а вы в лесу живете. Пашни ваши травой зарастают, а вы по тайге бродите. Неужели не стосковались руки ваши по природной вашей крестьянской работе?..

Тут и началась настоящая история. Поднялся такой гвалт, что у меня поджилки затряслись. Одни кричат: «Правильно говорит! Домой пора! Хватит, нахлебались дыму!» Другие вопят: «Не пойдем к сатанам! Обманывает коммунист! Вернемся — три шкуры с нас сдерут!»

Особенно старался один большеротый, костлявый. Петушиным голосом орал:

— Хватайте их, доглядчиков! Камень на шею — и в Бухтарму!

— Бей их! — раздались голоса.

Тут я здорово струсил. Вижу одни разинутые рты и кулаки. Может, Дед тоже испугался, но только поднял руку и спокойно, но громко сказал:

— Убить нас дело нехитрое. Мы к вам пришли безоружные. Согласны вы жить как люди, возвращайтесь в свои деревни и села, а не хотите — ваша воля…

Опять поднялся невообразимый шум. Одни за, другие против. Но тут вмешались бабы, им-то, беднягам, эта орлиная жизнь досталась вдвойне солоно.

— Домой! — вопили они. — Разве это жизнь? Мы такого горя еще не видывали! Пускай старики остаются, а мы домой желаем!

Долговязый куда-то смылся, ушел и древний Пимен. У меня отлегло от сердца, и Дед повеселел.

— Правильно решают бабоньки, — говорил он. — А Советской власти не бойтесь. Зла вы ей не сделали, а ко всем трудящимся она — мать родная. Поезжайте в свои родные места, работайте на счастье себе и обществу.

После этих слов стало тише, и разговор стал растекаться на мелкие ручейки. Спрашивали нас, конечно, о новых порядках, признавались, что поддались вражеской агитации, поругивали своих богомольных стариков и под конец накормили нас досыта вареной козлятиной. Попрощались мы с согласными вернуться и двинулись в обратный путь. Правда, у меня на душе все еще было тревожно. Говорю:

— Как бы не устроили засады. Несогласные, вроде того долговязного, подстерегут и кокнут.

— Не кокнут, — ответил Дед. — А ты человеку верь. Без того как с людьми жить будешь?

Понятно, домой мы шли бодро: дело свое сделали, а главное, живы остались. Снова в укоме собрали собрание, доложили, и все нас очень одобряли.

Ну а конец этой истории таков. Прошло, наверно, не больше десяти дней, как разнеслась по городу весть о том, что творится на Бухтарме. Я сам не вытерпел и сходил посмотреть. Что же я увидел? По реке плыли плоты, а на плотах семьи Горных Орлов со всем домашним скарбом. Плыли довольные, и с берега им махали руками. Так благополучно кончилась эта волынка.

Что же касается Деда, то прожил он в нашем городе около года и тяжело заболел, уехал к себе на родину — на Урал. Прошло с тех пор много лет, я узнал, что стал он большим писателем. Я даже книгу его читал, «Малахитовая шкатулка» называется. Только в ней он о своем бухтарминском приключении ничего не написал.

В 1935 году, когда впервые начал выходить «Уральский следопыт», известный советский писатель-фантаст А. Р. Беляев написал для его читателей этот рассказ.

Знакомясь с ним сейчас, поражаешься и познаниям писателя и его прозорливости. Все, о чем пишет А. Р. Беляев, в те дни казалось далекой фантастической мечтой.

Закон причинности — это бесконечно сложный механизм из зубчатых колес и шестерен. Кто бы мог подумать хотя бы о такой связи явлений: в Свердловске молодой ученый Меценко предложил своему другу — летчику Шахову осмотреть его лабораторию. Шахов осмотрел ее, похвалил работу товарища и ушел. Только и всего. А из-за этого визита старший радист на острове Гонолулу едва не сошел с ума. Редактор «Нью-Йорк трибюн» разбудил по телефону среди ночи сотрудника, ведущего отдел «Новости науки и техники», заставил его писать статью, которую потом еще и не принял. Советские граждане Барташевич и Зубов целые сутки ужасно волновались, а с самим летчиком Шаховым случилось такое, чего он всю свою жизнь не забудет.

Джон Кемпбелл был старшим радистом морской радиостанции США на острове Гонолулу. Молодые помощники называли Кемпбелла «господином эфира». Он знал позывные всех дальнодействующих радиостанций мира. Виртуозно отстраивался и настраивался. Имел эфирные знакомства во всех частях света. Для него не существовало границ и местного времени. Он жил во всех широтах и долготах. На протяжении одной минуты он успевал излучить своим друзьям и «доброе утро», и «добрый день», и «добрый вечер», и «доброй ночи». И никогда не путал, где сейчас на земном шаре день, где ночь, где утро.

Таков был Кемпбелл до второго ноября — даты пятидесятого года его рождения. И вот что случилось с ним в этот день.

Утром морская метеорологическая обсерватория США сообщила, что в Тихом океане проходит тайфун чрезвычайной силы, пересекая три морских пути между Азией и Америкой. Приходилось быть начеку.

В два часа дня Кемпбелл уже поймал первый характерный писк «SOS» и быстро определил место кораблекрушения. В три часа новый сигнал о бедствии. Кемпбелл успел сообщить в Осаку, прежде чем там узнали о крушении парохода возле японских берегов. Но с третьим «SOS» случилось непонятное.

Было восемь часов вечера. Небо безоблачное. Только необычно сильный грохот прибоя напоминал о том, что где-то в океане свирепствует шторм.

«SOS!» — вновь запищало в приемнике. Призыв о помощи несся из района острова Карагинского вблизи мыса Лопатки (южной оконечности Камчатки). И Кемпбелл радировал об этом карагинской радиостанции.

Оттуда ответили: «У нас штиль. Гидропланы летят на разведку».

Через час карагинская рация сообщила, что нигде тонущего корабля не обнаружено. Что они там подумали о Кемпбелле — радисте из Гонолулу?.. Скандал!

В десять вечера Кемпбелл услышал тот же сигнал, но уже из района Берингова моря, со 180-го градуса восточной долготы.

Сам «Моряк-Скиталец» не мог лететь с такой чудовищной скоростью! Более полутора тысяч километров в час, если учесть сдвиг местного времени.

Кемпбелл проверил расчеты. Все оказалось правильно. Но первый раз в жизни он воздержался сообщать «всем» о принятом сигнале бедствия.

В двенадцать ночи тот же сигнал, но уже на полтора градуса восточнее. Несмотря на удушающую жару тропической ночи, Кемпбелла прошиб холодный пот. Что это, мистификация? Радисты сговорились подшутить над ним? Но сигналами бедствия не шутят. Или у него в мозгу неладно?