Римма Кошурникова - Тропы «Уральского следопыта»

Касьян поставил на печь чайник.

— Пить хочется.

— Плюнь ты на сон, — на нарах зашевелился Алексей, он давно проснулся и слушал Касьяна.

— Я и так…

Касьян вышел на улицу посмотреть лошадей.

Не зря говорят, что первую половину пути человек думает о прошлом, живет воспоминаниями, а вторую половину пути думает о будущем.

Так и Касьян. Он уже думал о дороге, думал о Беренчае, о будущей хорошей жизни.

Помните Эрмитаж? Еще в просторном вестибюле встречают вас величественные вазы из яшмы, порфира, орлеца. Трудно пройти мимо, почти невозможно не восхититься шедеврами камнерезного искусства. На некоторых изделиях стоит надпись: «Мастер Яков Коковин».

И только на одной из ваз, высеченной из огромного монолита благородной серо-зеленой яшмы, нет его имени. А ведь она является лучшим творением уральского художника-камнереза. Именно об этом каменном чуде современники отзывались так:

«Это изящное изделие, стоящее многолетних трудов и соразмерных расходов, можно назвать единственным в своем роде как по необыкновенной твердости и величине камня, так и по отличной работе; она заслуживает особого внимания в особенности и потому, что никогда и нигде подобного изделия приготовлено не было».

И тем не менее главный автор удивительного произведения не указан; на этикетке стоит только имя ученика Я. В. Коковина — Гаврилы Налимова, завершившего вазу, да фамилия директора Екатеринбургской гранильной фабрики.

Почему?

Это только один из многих вопросов, которые возникают, когда знакомишься со странной и трагической жизнью Якова Коковина.

Я. В. Коковин как один из крупнейших мастеров камнерезного искусства известен сравнительно узкому кругу искусствоведов. О нем упоминают только в специальных монографиях и статьях. Но зато Коковина как похитителя уникального изумруда знают миллионы читателей. Имя его стало почти символом преступного корыстолюбия.

Небольшой очерк А. Е. Ферсмана «Изумруд Каковина» [31] В литературе и архивных документах встречается двоякое написание фамилии: Каковин и Коковин. В автографах везде — Коковин. общеизвестен. Он десятки раз публиковался и пересказывался «своими словами» в различных книгах, газетах и журналах. Но, поскольку все началось именно с него и нам придется не раз к нему обращаться, пусть мне будет позволена эта пространная цитата:

«Судьба одного из крупнейших в мире кристаллов изумруда, о котором я хочу рассказать, интересна потому, что в длинной истории этого камня известны и начало ее и конец.

В 1831 году командир Екатеринбургской гранильной фабрики обер-гиттенфервальтер Яков Иванович [32] Здесь описка: не «Иванович», а «Васильевич». В работах Ферсмана 20-х годов отчество дается правильно. Каковин сообщил, что он открыл месторождение изумрудов на Урале.

В 1834 году был найден огромный уникальный изумруд, вес которого составлял более пяти фунтов (два с лишним килограмма). Среди блестящего слюдяного сланца красиво расположился темно-зеленый кристалл. Одна грань была отшлифована как бы самой природой, местами он был прозрачен и чист, как настоящий дорогой самоцвет. Но не только этот камень понравился Я. И. Каковину. Еще много других камней решил он не посылать с «серебряными» караванами в Петербург. Много прекрасных изумрудов накопил он в своей квартире, пряча их, запыленные и грязные, в ящиках под кроватью и за иконами. Но слухи о злоупотреблении дошли до Петербурга, был прислан строгий контролер, который скоро убедился в неправильном ведении учета камней, а какие-то «друзья» Я. И. Каковина подсказали, где надо искать утаенные камни. В донесениях императорскому двору и Управлению уделов мы читаем подробный доклад этого чиновника, который с гордостью сообщал, что он нашел драгоценные камни под кроватью и в шкафах спальни директора и «в сем числе один самого лучшего достоинства, весьма травяного цвета… по мнению моему, есть самый драгоценный и едва не превосходящий достоинством изумруд, бывший в короне Юлия Цезаря…»

Отобранные камни были переписаны, уложены в ящики и на специальной тройке отправлены в Петербург.

Я. В. Коковина допросили, а потом заключили в екатеринбургскую тюрьму. Через несколько дней его якобы нашли в камере повесившимся. Так утверждал А. Е. Ферсман.

Отвезти найденные изумруды в Петербург поручили молодому мастеровому фабрики Г. М. Пермикину, в будущем знаменитому разведчику цветных камней в Сибири.

Г. М. Пермикин передал камни директору Департамента уделов Л. А. Перовскому, гофмейстеру, придворному магнату, страстному любителю камня. Он уже давно собирал свою коллекцию минералов, в которой красовались замечательные образцы, в том числе кристаллы блестящего черного перовскита, нового минерала, названного в его честь учеными. Как знаток драгоценных камней, Л. А. Перовский был восхищен громадным уральским изумрудом, и кристалл во второй раз остановился на своем пути ко двору — остался в коллекции гофмейстера.

Далее Ферсман пишет о том, как изумруд попал к князю Кочубею, а затем за границу. По поручению Академии наук А. Е. Ферсман и В. И. Вернадский ездили в Вену и за колоссальные деньги выкупили уникальный изумруд, составляющий национальную гордость России.

«В Минералогический музей Академии наук был принят самый большой в мире русский изумруд, весом 2226 граммов».

Очерк этот заинтересовал меня. И с тех пор, бывая в Эрмитаже и любуясь созданиями Коковина, всегда задавал себе вопрос: неужели все же совместимы «гений и злодейство»? Да не злодейство даже, а вот такая элементарная нечестность, попросту воровство? Никак не хотелось верить, что светлый талант уживался с мелкими пороками, что творец подлинных произведений искусства в жизни был этакой помесью скупого рыцаря и Плюшкина. Вспомните:

«Много прекрасных изумрудов накопил он в своей квартире, пряча их, запыленные и грязные, в ящиках под кроватью и за иконами…»

Так на моем рабочем столе несколько лет назад появилась папка с надписью: «Изумруд». Постепенно стали собираться в ней отдельные страницы жизни Я. В. Коковина.

И все-таки первоначально моя цель заключалась в том, чтобы только «развить» А. Е. Ферсмана, прокомментировать его, так сказать, детализировать историю изумруда Коковина. И такое намерение понятно — трудно назвать более авторитетного ученого в истории камня вообще и русского в особенности, чем Александр Евгеньевич. Это главная тема его огромной работы и жизни, больше того — его главное увлечение, его самая большая любовь.