Римма Кошурникова - Тропы «Уральского следопыта»

Целое лето 1825 года ездил Коковин по Южному Уралу, пока нашел подходящую яшмовую скалу — камень нужного цвета, без трещин и без других изъянов. Сам наметил линию раскола. На скале разожгли костры, чтобы накалить камень. Потом горячую скалу поливали водой и обрушивали на нее удары тяжелых молотов. И она сдалась — расступилась там, где хотели люди. В трещину забили деревянные клинья, но монолит еще крепко держался за материнскую основу. Пришлось обильно поливать клинья водой — разбухая, они расширяли трещину. Почти два года ушло на то, чтобы отделить монолит и доставить в Екатеринбург. Мастер наказывал быть осторожным. Уже тогда угадывал он в этой глыбе прекрасные формы своего будущего создания, рельефные украшения, которые сейчас ажурным кружевом окутывают вазу.

Много терпения и смекалки понадобилось уральским мужикам, чтобы протащить каменную громадину сотни верст через степь, горы, тайгу.

Как ни сложно было вырубить и привезти монолит, но главные трудности впереди. Нет камня упрямее для обработки, чем яшма, — ни один обычный инструмент не берет ее.

Яшмовый монолит скалывали очень осторожно — один неверный удар, и погибли бы все труды. Калканская яшма «коварнее» всех — самая твердая, она в то же время и самая хрупкая, а потому требует самого деликатного обращения.

Чтобы создать свою вазу-мечту, Яков Васильевич изобрел целый ансамбль машин и приспособлений, с помощью которых можно было не только выполнить грубую обработку камня, но и навести на него «самые мелкие и тонкие нарезки всякого рода». Создание этих машин было этапным событием в камнерезном деле. Недаром современники Коковина говорили, что подобного «ни у египтян, ни у греков, ни у римлян и вообще как в древних, так и в новейших просвещенных иностранных государствах никогда делано не было»

Не недели, не месяцы, а годы ушли только на то, чтобы приблизиться к форме будущей вазы. К концу 1835 года успели произвести только обрезку камня, грубую обточку и «выемку внутренностей».

Якову Коковину не удалось закончить этой вазы — неожиданные события прервали не только его работу…

В 1841 году работу над ней продолжил ученик Якова Коковина — мастер Гаврила Налимов. Через десять лет ваза наконец была готова.

Более четверти века создавался этот шедевр камнерезного искусства.

Сейчас каждый, кто приходит в Эрмитаж, может любоваться этим каменным чудом. На музейной этикетке посетитель читает: «Екатеринбургская фабрика, 1851 год. Работа мастера Г. Налимова». Но, наверное, было бы справедливо, если бы рядом с этим именем (а вернее — впереди) стояло и имя Якова Коковина.

С Яковом Коковиным связано и открытие первых русских изумрудов.

В глухом месте, верстах в тридцати от Сибирского тракта, при впадении речки Токовой в Рефт крестьянин-смолокур Максим Кожевников «нашел между корнями вывороченного ветром дерева несколько больших кристаллов и обломков зеленого камня, которые и самое место найдения показал двоим своим товарищам. Все они копались в корнях и под корнями и нашли еще несколько кусочков, из которых поцветнее взяли с собой в деревню, а потом привозили для продажи в Екатеринбург». (Так описал это событие сам Коковин в своем донесении.)

Эти первые изумруды, как определил потом Яков Васильевич, были плохого качества. Они находились в разрушившейся жиле, потеряли цвет и покрылись трещинами. Поэтому скупщики самоцветов в Екатеринбурге приняли их за «худые аквамарины» и купили «по самой малой цене».

Коковину сообщили, что в городе появились странные камни. Командир гранильной фабрики попросил достать для него образец. Ему принесли обломок зеленоватого аквамарина. Превосходный знаток камней, Коковин сразу понял, что это не аквамарин, ибо, как сообщал он в своем донесении в Петербург, «тяжесть и крепость несравненно превышают оный, отлом чище и стекловитея… а при сравнительных пробах оказался крепче иностранного изумруда».

Коковин не случайно сделал новому самоцвету пробу на изумруд. Он ожидал подобной находки. Еще в 1828 году он нашел (кстати, неподалеку от места находки Кожевникова) гигантский берилл, «какового нигде и никогда еще не было, да и едва ли можно надеяться, что когда-либо подобный мог найтись». Драгоценный берилл в Петербурге оценили в 150 тысяч рублей и «пожаловали» его музею Горного института, где он и хранится до сих пор. Там, где обнаружили берилл, можно найти и его лучшую разновидность — изумруд. Но дальнейшие поиски не увенчались успехом.

И вот спустя два года Коковин держал в руках настоящий изумруд и, конечно, оценил значение этого факта. Командир фабрики немедленно восстановил цепочку, по которой пришел к нему обломок изумруда, и добрался до Кожевникова. Дотошно расспросив смолокура, Коковин сразу же начал энергично действовать. Несмотря на январские морозы, он с рабочими 21 января 1831 года выезжает на речку Токовую — на место, указанное Кожевниковым. В мерзлой земле бьются один за другим шурфы и — о, удача! — попадают на жилу изумрудов!

Удивительно удачно пробиты первые шурфы — в центре самой богатой жилы. И первые же изумруды из них были великолепного цвета и высокого достоинства. А потому Коковин, приказав продолжать работу на копях, заспешил в Екатеринбург. Здесь он огранил один из изумрудов и вместе с другими кристаллами и своим донесением самым спешным порядком отослал в столицу.

Донесение Коковина произвело в Петербурге сенсацию. Столичные ювелиры после тщательных проб подтвердили: да, это изумруды! Первые русские изумруды — и превосходного качества! Уже 26 февраля 1831 года министр двора князь Волконский подал Николаю I докладную записку об открытии в России нового драгоценного камня. Сделав экскурс в историю изумрудов и отметив, что они «доселе были находимы только в Перу и Египте», министр вспомнил и берилл-гигант, найденный Коковиным «года пред сим два».

«Величина и прозрачность сибирского [33] Урал в то время считался частью Сибири. берилла, — говорилось в докладной записке, — служат надежным удостоверением, что сибирские изумруды, найденные ныне в близком расстоянии от местонахождения берилла, по красоте своей и ценности займут не последнее место между камнями сего рода, находимыми в других частях света. После прошлогоднего открытия графом Полье алмазов нынешнее открытие в Уральских горах настоящих изумрудов есть событие весьма достопримечательное — сколько в отношении к науке и, следовательно, к отечественной славе, столько и потому, что сии драгоценные камни представляют новый источник государственного богатства».

За открытие изумрудов Максима Кожевникова наградили денежной премией, а командира Якова Коковина — орденом. Было даже предложено «в ознаменование заслуги первого открывателя изумрудов крестьянина Кожевникова, покуда еще находится в живых, бюст его изваять из мрамора и пьедестал поставить на месте открытия с обозначением года». Памятник, впрочем, так и не поставили.