Римма Кошурникова - Тропы «Уральского следопыта»

То был один из самых удачливых периодов в истории копей — они дарили великолепные изумруды, и в большом количестве. Расторопный Коковин успел построить на приисках две казармы для рабочих, конюшню, кузницу, сарай. Для откачки воды из глубоких шахт устроена отливная конная машина. Одним словом, работа на копях шла полным ходом. А для приезжего начальства была приготовлена новая изба. Придраться было не к чему.

Но сами копи были капризны. Они становились то по-царски щедры — и тогда дарили много превосходных изумрудов, то на много лет прятали свои драгоценные кристаллы. Даже много десятилетий спустя, когда месторождение было хорошо изучено, предугадать скопления изумрудов было невозможно — здесь не прослеживалось никакой закономерности. В 1834 году добыча изумрудов сократилась. В 1835-м упала еще более.

В это время в Петербург и пришел донос на Коковина. Кто-то намекнул вице-президенту Департамента уделов, что изумрудов будто бы потому мало высылается в столицу, что Коковин прячет их для себя. В доносе не было фактов — только подозрения. Но Перовский только и ждал подобного случая.

В начале июня 1835 года в Екатеринбурге инкогнито появился столичный чиновник. Он предъявил Главному горному начальнику генерал-лейтенанту Дитериксу бумагу, которая гласила, что член Департамента уделов статский советник Ярошевицкий послан министром императорского двора для ревизии Екатеринбургской гранильной фабрики. А после многозначительно объявил, что имеет еще и секретное поручение — «дознать», не скрывает ли командир фабрики Коковин цветные камни. И посему он намерен произвести в квартире Коковина обыск и предлагает генералу принять в нем участие.

Горного начальника покоробили и само предложение, и тон приезжего. Но многолетний опыт общения со столичными чиновниками помог ему ничем не выдать этого. Сославшись на недомогание, генерал предложил в помощники ревизору екатеринбургского полицмейстера.

Прямо от горного начальника Ярошевицкий вместе с полицмейстером и срочно вызванным надзирателем фабрики отправились к дому Коковина. Путь был недолог — нужно было только перейти плотину, которая отделяла горное правление от гранильной фабрики. Почти сразу же за ней стоял деревянный дом, где жил Коковин. В самом помещении фабрики ни для канцеляристов, ни для командира места не хватало, и одна из комнат дома была его служебным кабинетом. У окна стоял стол, на котором лежали разные деловые бумаги, и деревянное резное кресло. Все остальное занимали камни. Они лежали в шкафах, на столе, в ящиках и прямо на полу. Куски яркой многоцветной яшмы, розового с черными прожилками родонита, причудливые гроздья еще не распиленного малахита. И на самом почетном месте — изумруды: штуфы вместе со сланцем и огромные кристаллы, искры и изумрудные печати…

Коковин пояснил, какие из камней принадлежат Кабинету, а какие предназначены для Департамента уделов. Камни были приготовлены к отправке в Петербург. Но теперь Ярошевицкий решил сам заняться этим. Пока мастеровые сортировали камни, он побывал на гранильной фабрике, съездил на изумрудные копи.

Вернувшись в Екатеринбург, ревизор составил опись камней. В ней среди прочего значилось «камней изумрудных хороших — 30, в них весу 8 фунтов, самых лучших изумрудных камней — 11, в которых весу 4 фунта, в том числе один самого лучшего достоинства, весьма травянистого цвета, весом в фунт… самый драгоценный и едва ли не превосходящий достоинством изумруд, бывший в короне Юлия Цезаря…» — так записал в своем отчете Ярошевицкий, знавший толк в камнях.

Почти все изумруды командир фабрики согласно требованию Кабинета обычно сразу же отправлял в Петербург. Лишь один из лучших кристаллов — самый крупный из найденных в сретенской шахте изумруд «высокого зеленого цвета» и «чрезвычайного достоинства, чистоты и прозрачности» не спешил Яков Коковин отправить в столицу. Скрыл ли он его из корысти? Непохоже. Иначе зачем же в присутствии других людей вынимал его из шкафа, показывал знатокам, сам восхищался им и приговаривал (как записано в следственном деле: «Еще раз на этот камень полюбуюсь, ни прежде, ни после такого не было»).

Нет, это была не корысть, а скорее слабость знатока и ценителя. Этот камень был всем изумрудам изумруд.

Ярошевицкий сам долго держал изумительный кристалл в руках, никак не решаясь положить в ящик. Он даже на какое-то время забыл строгие внушения своего начальника Л. А. Перовского — отнестись к командиру Екатеринбургской фабрики без всякого снисхождения. Как будто и в самом деле изумруд, как считали древние, отвел «черные мысли».

Наконец ящики упакованы. Ревизор запечатал их двумя печатями — своей и конторской — и велел грузить на тройку. Сопровождать ценный груз он поручил молодому, но расторопному мастеровому фабрики Григорию Пермикину.

16 июня 1835 года уникальный изумруд отправился в дальнюю дорогу. Проделав путь почти в две тысячи верст, почтовая тройка 11 июля 1835 года прибыла в столицу и остановилась на Большой Миллионной — около здания Департамента уделов, в котором находилась и квартира Перовского. Ящики с изумрудами внесли в служебный кабинет Перовского и там распечатали. При вскрытии, как об этом говорят архивные документы, присутствовали двое: мастеровой Григорий Пермикин и вице-президент Департамента. Целых две недели — с 11 по 25 июля — Пермикин сортировал камни. Затем часть изумрудов отправили в Кабинет Е И В, другую оставили в распоряжении Департамента уделов.

Вице-президент познакомился с отчетом Ярошевицкого о ревизии Екатеринбургской гранильной фабрики. Документ этот был составлен с отменной ловкостью — он позволял сделать любой вывод. Можно было обвинить командира фабрики в злоупотреблениях, а можно и не обвинять — все зависело от точки зрения. Перовский был странно великодушен — он не дал никакого хода отчету Ярошевицкого.

Казалось, гроза пронеслась мимо. Так показалось и Главному горному начальнику уральских заводов, который в августе 1835 года ходатайствовал перед Кабинетом Е И В «о награде обер-гиттенфервальтера Коковина за беспорочную долговременную его службу, непоколебимую добрую нравственность и знание своего дела по управлению фабрикой следующим чином».

Слухи об уникальном изумруде дошли до придворных кругов. И естественно, появились желающие полюбоваться чудесным кристаллом. Однако фунтового изумруда, а вместе с ним и некоторых других самоцветов не оказалось ни среди камней, переданных Кабинету Е И В, ни среди тех, что остались в Департаменте уделов. Об этом сообщили министру императорского двора, и тот поручил разобраться в деле Ярошевицкому, поскольку Перовского в Петербурге не было.