Фрэнк Херберт - Мессия Дюны

— Не имеет никакого значения, доверят ли она мне, — сказал Аргавес. — Если быть честным, то думаю, что нет. Я слишком долго и безрезультатно искал вас. Но я всегда чувствовал, что она не слишком стремится захватить тебя в плен. Она была…

— Она была женой человека, которого я убил, — сказал Стилгар. — Клянусь тебе, что он сам напросился на это. Все было так, словно он сам бросился на нож. Но это новое отношение отдает…

Аргавес вскочил на ноги, не скрывая гнева и досады.

— Она прощает тебя! Сколько раз я должен это повторять? Она устроила грандиозное шоу, вопрошая Священство о божественном провидении…

— Ты затронул совершенно другую тему, — заговорила Ирулан. Ее белокурые волосы резко контрастировали с черными, как смоль, локонами Раджии. — Она убедила тебя, но в действительности у нее могут быть совсем другие планы.

— Священство…

— Кроме того, ходят слухи, — перебила его Ирулан, — что ты не просто военный советник Алие, но и…

— Довольно! — вскричал Аргавес вне себя от ярости. Рука потянулась к ножу. Злость была настолько сильна, что у Буэра судорожно исказилось лицо. — Думайте что хотите, но я больше не стану иметь дело с этой женщиной! Она меня дурачит! Я опорочен. Но я никогда не поднимал нож на своих. Все — с меня хватит!

Наблюдая эту сцену, Ганима подумала: Сейчас по крайней мере он был искренен .

Всем на удивление Стилгар разразился смехом.

— Ах, кузен! — сказал он. — Прости меня, но в гневе ты сказал правду.

— Так ты согласен?

— Этого я еще не сказал, — произнес Стилгар и поднял руку, видя, что Аргавес снова готов вспыхнуть. — Я делаю это не только для себя, Буэр, но и для других. — Он обвел взглядом присутствующих. — Я отвечаю за всех них. Давай обсудим репарации, которые предлагает Алия.

— Репарации? О репарациях не было речи. Прости, но не…

— Но что она предлагает в качестве гарантий?

— Сиетч Табр, сан наиба, полную автономию за нейтралитет. Она понимает, как сейчас…

— Я не вернусь в ее свиту и не стану поставлять ей воинов, — предупредил Стилгар. — Надеюсь, это понятно?

Ганима поняла, что Стилгар ослабил сопротивление. Нет, Стил, нет!

— В этом нет никакой необходимости, — сказал Аргавес. — Алия хочет лишь, чтобы ты вернул Ганиму для проведения запланированного обручения, которое…

— Вот, значит, как, — Стилгар сдвинул брови. — Цена моего прощения — Ганима. Она что, думает, я…

— Она думает, что ты достаточно понятлив, — сказал Аргавес и сел на свое место.

Ганима возликовала. Он не сделает этого. Можешь успокоиться. Он не сделает этого .

В этот момент Ганима услышала сзади какой-то шорох. Она не успела обернуться, как почувствовала, что ее схватили сильные мужские руки. В ту же секунду на лицо легла губка, пропитанная сильным снотворным. Теряя сознание, Ганима ощущала, как ее несут к самому темному выходу из зала. Я должна была это предвидеть! Я могла приготовиться! Руки, державшие ее, отличались просто нечеловеческой силой. Из такой хватки не вырваться.

Последнее, что ощутила Ганима, — это блеск звезд и холод ночного воздуха. Над ней склонилась голова в капюшоне.

— Она не ранена?

Перед глазами девочки закружились сверкающие звезды, и ответ утонул в их вращении. Вспыхнул яркий свет, и Ганима провалилась в небытие.

Муад'Диб дал нам особый род знания о пророческом прозрении, о поведении, сопровождающем такое прозрение, и его влиянии на события, которые пророк видит в данный момент. (Это касается событий, которые в определенной последовательности возникают перед взором пророка и интерпретируются им). Как уже было неоднократно указано в других местах, такое прозрение являет собой особого рода ловушку для самого пророка. Он может стать жертвой того, что знает, — такие неудачи вообще свойственны человеку. Опасность заключается в том, что тот, кто предсказывает реальное событие, может просмотреть поляризующий эффект вследствие излишней уверенности в своей правоте. Пророки склонны забывать, что ничто в поляризованной вселенной не может существовать без своей противоположности.

«Видение предзнания» Харк аль-Ада

Взметенный над горизонтом песок, словно туман, закрывал восходящее солнце. В тени дюн песок был холоден. Лето стоял за границей пальмиры и оглядывал Пустыню. Он вдыхал запах пыли и аромат колючих растений, слушал голоса работающих людей и прячущихся в песке животных. В этих местах фримены не строили оросительных каналов. У местных племен были участки, вручную засаженные некоторыми растениями, воду для полива которых женщины носили в кожаных бурдюках. Ветряные ловушки были примитивны и легко выходили из строя при песчаных бурях, но зато их было легко восстанавливать. Трудности, тяжелый промысел Пряности и дух приключений определяли стиль жизни здешних обитателей. Эти фримены еще верили, что небо — это порождение текущей воды, но они ценили древнее понятие свободы, которое разделял с ними и Лето.

Свобода — очень одинокое состояние , подумал Лето.

Лето поправил складки белой одежды, скрывавшей его живой защитный костюм. Он постоянно чувствовал, что оболочка из песчаных форелей изменила его природу и, как всегда бывает в подобных случаях, испытывал ощущение утраты. Он не был больше в полном смысле слова человеком. В его крови появились необычные вещества. Реснички песчаной форели проникли во все органы, приспособились к новым условиям, изменили свою природу. Но не только: песчаная форель и сама изменяла природу Лето, приспосабливая ее для своих нужд. Лето, зная все это, чувствовал, как он рвет старые нити своей потерянной человеческой сути. Жизнь его попала в капкан мучений, вызванных разрушением древней цельности. Он знал муки этой ловушки, когда человек поддается своим эмоциям. Он очень хорошо это знал.

Пусть будущее приходит само собой , думал он. Единственным правилом, руководящим созиданием, является само созидание.

Было очень трудно оторвать взгляд от песков, от вечной и величественной пустоты этих просторов, от дюн. Здесь, на краю Пустыни, лежали несколько камней, но они уводили воображение навстречу ветрам, пыли, редким одиноким растениям и животным, дюнам, переходящим в дюны, и Пустыням, переходящим в Пустыни.

Сзади раздались звуки флейты, игравшей утреннюю молитву о влаге. Эту молитву видоизменили и теперь это была серенада новому Шаи-Хулуду. Песня навевала чувство вечного одиночества.

Сейчас я могу взять и уйти в Пустыню , подумал он.

Тогда для него все изменится. Любое направление так же хорошо, как и другое. Лето уже научился жить свободно от одержимости. Он очистил фрименскую мистику до страшной ясности и откровенности: все, что он брал, было необходимо, но брал он только необходимое. Единственной его одеждой была белая накидка, в складках которой он прятал кольцо Атрейдесов, и кожа, которая не была его природной кожей.