Фредерик Пол - День, когда пришли марсиане. В ожидании олимпийцев

- Время выписки, - раздраженно и с полным сознанием своей правоты провозгласил он.- Все, кто еще не закончил с выпиской, пожалуйста, сделайте это.

Некоторое время он был сильно занят, пока эти увальни подходили подписывать свои счета. Подъехали два больших грузовика с яркими изображениями Эн-Би-Эсовских павлинов на боках, загруженных доверху камерами и осветителями, и с полдюжины постояльцев забрались в них, набившись в кабины водителей. Эрнест, кончавший уборку, крикнул от дверей:

- Автобус в аэропорт! - и они вместе с Би-Джи выскочили наружу, чтобы закинуть чемоданы в автобус. Надо же, рассеянно подумал мистер Мандала, сейчас они куда веселее работают. Ну конечно же, это для них самые лучшие минуты за день - чаевые дают.

Наконец-то лесосплав начался. Последние постояльцы уезжали вместе с заехавшими за ними друзьями в мотели получше или пытались поймать транспорт. Кое-кто просто ушел. В отеле восстанавливалась привычная спокойная обстановка.

Иногда хорошо вот так спокойно посидеть, решил мистер Мандала, встал из-за стола, прошелся по уже пустому холлу, подобрал две причудливо смятые сигаретные пачки с дивана, вынул пустую банку из пепельницы.

- Идите перекусите, - сказал он Би-Джи. Затем обратился к Эрнесту: - Хотите колы?

- Не знаю, - безразлично сказал посыльный. Мистер Мандала достал из автомата пару банок, сам открыл одну и протянул ее Эрнесту. Уж он-то знал, как вести себя с чернокожими. Жестко, справедливо и дружелюбно -жестко и справедливо всегда, а дружелюбно - время от времени, чтобы показать, что вы считаете его таким же человеком.

- Банда психов, - сказал он, имея в виду своих уехавших постояльцев, а заодно и миллион этих дураков, что убивали время на берегу Банана-ривер. - Столько шума из ничего. Вы слышали все эти бородатые анекдоты?

- Я все-таки услышал один хороший, мистер Мандала, - сказал Эрнест, искоса посмотрев на него над краем банки. - Хотите послушать? Что вы скажете семифутовому марсианину с копьем?

- О Господи, Эрнест, этот анекдот все знают. Вы скажете ему «сэр», так? Я так и думал. Я-то думал, что должны появиться какие-нибудь новые анекдоты, но слышал только старые. Только поляков, евреев, католиков и прочих заменили на марсиан. Знаете, что я думаю, Эрнест? Я думаю, что появление этих марсиан ни на грош ничего ни для кого не изменило.

Эрнест допил колу.

- Мне очень не хочется с вами спорить, мистер Мандала, - кротко сказал он, - но, по-моему, для некоторых людей все же кое-что изменится. Для меня - очень даже изменится.

По крайней мере, все они снова были вместе, впервые после самого долгого на их памяти перерыва. Постоянное сокрушающее тяготение причиняло боль, пугающе изнуряло. Тем не менее, все марсиане выбрались из своих строп. Преодолевая боль, они ползли по стерильному полу к краю своего бассейна. Они лежали там, сплетаясь в узел тел, голов и лап.

Они понимали, что не одни. Они не могли видеть сквозь стену из зеркального стекла и потому совершенно не знали о том, что происходит по другую её сторону. А там лингвисты и дешифровщики пытались с помощью своих компьютеров и частотных анализаторов понять, как марсиане общаются друг с другом. Экзомедики, экзобиологи экзо-бог-знает-кто ломали голову над каждым звуком или движением. Марсиане все же знали, что там, за стеной, находятся человеческие существа, поскольку они могли ощущать слабое тепло, исходящее от их тел, но это не имело значения. Имело значение то, что они снова вместе, что они рядом, что они прикасаются друг к другу.

- Ууф, - проворчал марсианин по имени Эдуард. - Ну и место! Такое угнетающе-широкое… - единственной слышимой частью этой фразы было «ууф». Медленное раздувание брюха, гримаса, язык, на миг высунувшийся изо рта, показывая в неопределенном направлении и легкий, мягкий извив тела - и мысль выражена.

Гретель, чьи лапы, зафиксированные шинами, жестко торчали из груды тел, лизнула его, затем себя, затем застонала, что означало:

- Мне так тебя жаль - и себя тоже!

За этим последовал шквал лизаний и щекотаний - все соглашались с ее словами. Они некоторое время поговорили об этом, тихо напевая, извиваясь и толкая друг друга, но об этом они уже все сказали, да и предмет разговора не был приятным.

Боб снова предложил Гретель помочь снять с ее лап эти жесткие негибкие штуки, но Александр сказал, что люди сразу же наденут их опять, и Гретель лизнула его в

знак благодарности, но отказалась от помощи. Воцарилось молчание, пока всегда жизнерадостная Гретель не начала вспоминать, когда она последний раз ела, и все они вступили в общий разговор, делясь своими собственными приятными воспоминаниями - о еде, о сне в объятиях друг друга, о любви, обо всех этих приятных вещах, которые они так любили обсуждать. Марсиане снова медленно начинали ощущать себя счастливыми. Несмотря на страх, на чудовищное тяготение, на яркий свет вокруг, они снова были спокойны - ведь они были вместе, они общались, а разве не в этом смысл жизни?

Они почти засыпали, когда Александр встряхнулся и вяло протянул:

- Бедные люди. Мы никогда не видели, чтобы они говорили. Интересно, сколько из них умеют беседовать по-настоящему?

Вопрос был достаточно интересным, чтобы вся группа пробудилась - ненадолго. Они вопросительно толкались и ласкали друг друга, пока Дорис не подняла голову. Она лизнула пару ближайших боков, вздохнула, согнула лапу и мягко выдохнула по очереди в лицо каждому. Они сразу же поняли ее.

- Возможно, никто. По-видимому, им просто не о чем беседовать.

THE DAY THE MARTIANS CAME © By F. Pohl, 1988 r.

Если бы я описывал все это в романе, то главу о последнем дне своего пребывания в Лондоне назвал бы «Что такое не везет...». А денек был самый препаршивейший: конец декабря, самый канун праздников. Холодно, мокро и вообще — паршиво (я уже упоминал, что это был Лондон?), но все были охвачены ажиотажем, связанным с ожиданием: буквально только что объявили, что Олимпийцы прибудут не позднее августа будущего года, так что каждый заранее балдел от восторга. Свободного такси мне найти не удалось, так что на встречу с Лидией я опоздал.

— Ну, как там в Манахаттане? — спросил я, садясь рядом с ней в кабинке, сразу же после скорого поцелуя в знак приветствия.

— Так себе, — ответила она, наливая мне выпить. Лидия тоже была писательницей... Во всяком случае, они называют себя так. Она из тех, кто волочится хвостом за всякими знаменитостями, записывает все сплетни и анекдоты про них, а потом все это публикует в книжках для простаков. Но ведь это не настоящий писательский труд, в нем нет ни капельки творчества. Правда, бабки это дает приличные, да и сам сбор данных, как называет этот процесс Лидия, сплошное удовольствие. Сама она тратила на шастание за знаменитостями массу времени, что совершенно не способствовало нашему собственному роману. Лидия подождала, пока я выпью первый стакан, после чего спросила: