Валерий Строкин - Флибустьеры [СИ]

Я закрыл двери в библиотеку, выбрав почитать на досуге томик избранных стихов Мандельштама. Помните: «Я так же беден, как природа, и так же прост, как небеса, и призрачна моя свобода, как птиц полночных голоса». Остановился в коридоре: с первого этажа, из гостиной комнаты доносились возбужденные голоса. На дядю, Артура Львовича Журбу, с его правилами приема гостей, это было не похоже. К тому же он сова — работает допоздна и встает поздно.

Впереди нас ожидала неделя праздников — пасхальная. В этом мире, кроме сумасшедшего дяди, у меня никого не осталось, и я намеревался провести праздники в соответствии с церковным уставом — в семье, в полном безделье, в греховной роскоши правительственной дачи, любезно предоставленной моему гениальному дяде. Вечером, согласно праздничной программы, должен был состояться ужин, на котором почетными блюдами должны были присутствовать: копченый гусь, бутылка «Рислинга», пасхальный пирог, десяток крашеных яиц. Натурпродукты были куплены на торгу у бабушек, за исключением бутылки.

Среди незнакомых голосов прорезался дядин, как вопль о помощи. Странно, гостей мы не ждали, дядя предпочитал жить отшельником. Единственное отступление — я. Это потому, что я работал у Артура Львовича в качестве лабораторного кролика или белой мыши.

— Нет! — проорал дядя.

— Пора, — прошептал я, спустился по лестнице и стремительным шагом вошел в гостиную.

Дядя, театрально заломив руки, стоял в центре зала. Рядом с ним — невысокий, толстеющий, медленно, но уверенно лысеющий человек, в сером клетчатом костюме, нервно теребивший в руках нечто среднее между рыжей кожаной папкой и портфелем. Точно такими я представлял наглых американских коммивояжеров в романах Стивена Кинга. Но откуда им здесь взяться?

Второй незнакомец сидел на диване. Сидел неестественно прямо, проявляя истинную заботу о позвоночнике. Гражданские люди так не сидят. У этого типа была осанка по меньшей мере полковника — прямой торс, широко расправленные плечи, высоко поднятый подбородок. Черный Человек. Я про себя его так и окрестил: Черный Человек. Есть замечательные слова у русского поэта: «Черный Человек на постель мою садится. Черный Человек спать не дает всю ночь». Этот, сразу видно, из той же породы надоедливых субъектов. Одет в черный цивильный костюм. На ногах черные лакированные штиблеты, на бесшумной каучуковой подошве. Прямые черные волосы коротко подстрижены и встопорщены гуталиновым ежиком. Черный Человек молчал. Завидев меня, дядя облаченный в белый докторский халат, воскликнул:

— Наука и насилие, повторяю, несовместимы!

— Никто не говорит о насилии. Говорят о мерах, которые могут быть приняты. Целесообразна ли ваша научная деятельность? — миролюбиво спросил коммивояжер.

— Целесообразна ли научная деятельность? — Артур Львович возмущенно фыркнул.

— Проходите-проходите, — посмотрев в мою сторону, милостиво разрешил коммивояжер.

— Племянник?

— Племянник, — подтвердил я.

— Сергей Петрович Журба?

— Так точно.

— Проходите, мне кажется, что вы должны принять участие в нашей дискуссии.

Я прошел через гостиную и уселся в углу в черное кожаное кресло под нелепым розовым абажуром.

— Ты знаешь, эти неучи утверждают, что я изобрел машину времени. Мечта Уэллса осуществилась! — Дядя выразительно посмотрел на меня и принялся нервно вышагивать по комнате.

— Бред, — хохотнул я.

— Мы давно следим за вашей работой. Профессор Любомудров, Иван Николаевич… — коммивояжер постучал по папке.

Дядя остановился перед ним. Презрительно посмотрел и высокомерно изрек:

— Профессор Любомудров бездарь и неуч.

— Не мне судить, — озадаченно пробормотал коммивояжер и призывно похлопал по папке. — Здесь собраны материалы, которые убедительно доказывают, что прошло предположительно несколько лет, как вы изобрели и опробовали в действии машину времени. Ведь это государственная тайна… — коммивояжер запнулся и оправившись добавил: — должна быть. Она не может принадлежать одному человеку.

— Чушь!

— Вы водите нас за нос, — осуждающе произнес Черный Человек.

Я громко, театрально расхохотался.

— Вы должны согласиться сотрудничать с нами, ведь мы представляем интересы государства, — убеждал коммивояжер. — Правительство в любую минуту, подчеркиваю, в любую минуту, может прикрыть ваш проект и выставить с государственной дачи.

— Вы не правительство, — ответил я.

— Я представлю его интересы, — возразил коммивояжер, — правительство устало финансировать ваши работы, Артур Львович. Вы сами только что назвали свои работы и опыты с пространством и временем безумием. Ваш проект не принес абсолютно никакого дохода.

— Дохода? Мои работы не безумны, а бессмертны, — дядя сложил руки на груди, приготовившись к дискуссии. — Мои работы обогатят общественную мировую науку, принесут пользу всему человечеству, выведут его из морального и нравственного тупика. Требую одного — не надо на меня давить и мешать работать.

— Это все демагогия. Никто вам работать не мешал и не мешает. Никто на вас не давит. У нас есть материалы, — постукивание по рыжей папке.

— Ваш Любомудров не может оценить и понять мои работы. Он неуч и бездарь. Не ученый, а обыкновенный администратор.

— Перестаньте, не становитесь в позу, вы это уже говорили. Мы имеем убедительные доказательства того, что вы сконструировали машину времени. Или вы называете её по-другому?

— Если вы учились в школе и помните курс физики…

— Вы не ответили на мой вопрос?

Дядя тяжело вздохнув, отвернулся от надоедливого коммивояжера, умоляюще посмотрел на меня.

Коммивояжер прошелся по гостиной и с любопытством остановился перед стеллажами с экспонатами.

— Объясните, откуда у вас эти вещи?

Чего там только не было… К сожалению, никто не ожидал скорого вторжения на частную территорию, находящуюся под охраной государства. Эти люди представляют государство, напомнил я себе, чувствуя, что безоблачной и тихой жизни на даче приходит конец.

Коллекция представляла сувениры от наших путешествий в иномирья. Там были: меч Экскалибур, отданный нам на хранение Мерлином; плавающие в банках со спиртом монопланофоры и гастроподы — моллюски из раннекембрийского периода, примерно пятьсот восемьдесят миллионов лет назад. Раковины похожи на шапки повстанцев — якобинцев и санкюлотов. Лежали, покрываясь патиной и пылью нашего времени: сшитый из кожи буйвола, украшенный медными бляшками скифский колчан и бронзовый наконечник от фрамеи Алариха. Это он, если помните, в 410 году взял на копьё Рим.