Джеймс Роллинс - Алтарь Эдема [litres]

– Оставайтесь здесь, – с этими словами толстяк вошел в дверь и направился вниз по темной лестнице.

Военный встал у двери на страже, положив ладонь на пистолет. Взгляд его обратился к укрытию мальчиков. Макин поспешно пригнулся, затаив дыхание. Сердце так и колотилось о ребра.

Неужели заметил?

Послышались шаги, приближающиеся к клетке. Макин изо всех сил прижал брата к себе. Но мгновение спустя услышал, как чиркнула спичка, и потянуло сигаретным дымком. Мужчина принялся расхаживать перед клеткой, будто за решеткой находился именно он, вышагивая туда-сюда, как изнывающий от скуки тигр.

Бари так и трясся в руках Макина, крепко сжимавшего пальцы братишки. Что, если военный забредет в клетку и обнаружит их там?

Казалось, целую вечность спустя знакомый голос пропыхтел от дверей:

– Они у меня!

Бросив сигарету на цемент и растерев ее подошвой перед самой дверцей клетки, военный направился навстречу спутнику.

Толстяк никак не мог отдышаться. Должно быть, несся наверх бегом всю дорогу.

– Инкубаторы были на автономе, – отдуваясь, выложил он. – Не знаю, сколько генераторы продержались после того, как электричество отрубилось.

Макин рискнул выглянуть сквозь прутья дверцы. У толстяка в руке был большой металлический дипломат.

– Они в целости? – спросил военный. Он тоже говорил по-арабски, но не с иракским акцентом.

Толстяк опустился на колено, пристроив чемоданчик на толстой ляжке, и открыл замок. Макин ожидал увидеть золото и бриллианты, но вместо них в кейсе оказались всего-навсего белые яйца, уложенные в ячейки из черного поролона. С виду они ничуть не отличались от куриных, которые мать раньше покупала на рынке.

Несмотря на испытываемый ужас, при виде яиц у Макина слюнки потекли.

Толстяк пересчитал их, внимательно осматривая каждое.

– Все в целости и сохранности, – он испустил длинный клокочущий вздох облегчения. – Даст бог, эмбрионы в них еще жизнеспособны.

– А остальная лаборатория?

Закрыв кейс, толстяк встал.

– Предоставляю вашей команде сжечь все, что осталось внизу. Никто не должен даже заподозрить, что мы открыли. Не должно остаться ни следа.

– Мне приказ известен.

Как только толстяк встал, военный поднял пистолет и выстрелил ему в лицо. Раздался оглушительный грохот, и затылок его спутника взорвался, разлетевшись осколками черепа и брызгами крови. Постояв еще секунду, покойник мягко рухнул.

Макин зажал рот ладонью, чтобы не издать ни звука.

– Ни следа, – повторил убийца, поднимая кейс с земли. Тронул рацию на плече, перейдя на английский. – Давайте сюда грузовики и снарядите зажигательные бомбы. Пора сматываться из этой песочницы, пока местные не объявились.

Макин с пятого на десятое усвоил язык американцев. Хоть он и разобрал не все слова, зато общий смысл уяснил вполне.

Прибудут еще люди. Еще оружие.

Макин лихорадочно пытался найти какой-нибудь путь к бегству, но львиная клетка оказалась для них ловушкой. Наверное, младший братишка тоже почувствовал растущую опасность. После выстрела Бари затрясло еще хуже. Наконец малыш больше не мог сдерживать трепет, и из его худенькой груди вырвался тихий всхлип.

Макин стиснул брата, молясь, чтобы военный не услышал всхлипывания.

Шаги снова приблизились. Над ними прозвучал резкий выкрик по-арабски:

– Кто там? Покажись! Та’ааль хнаа ! [5] Иди сюда! ( араб. )

Макин прижал губы к уху брата.

– Оставайся здесь. Не высовывайся.

Потом затолкал Бари в самый угол и встал, подняв руки и сделав шаг назад.

– Я просто искал еду! – заикаясь, торопливо пролепетал он.

Пистолет все так же был нацелен на него.

– Давай-ка сюда, валад ! [6] Паренек ( араб. ).

Макин подчинился. Подошел к дверце клетки и выскользнул наружу, держа руки поднятыми.

– Прошу, ахи. Лаа терми ! [7] Ахи ( араб. ) – брат. Лаа терми ( араб. ) – по-видимому, автор подразумевал «Не стреляй», хотя значение «терми» ближе к русскому «убрать». – Он попытался перейти на английский, чтобы показать, что он не враг. – Не стрелять. Я не видеть… Я не знать…

Он мучительно подыскивал какой-нибудь аргумент, какие-нибудь слова, которые спасли бы его. На лице военного читалась смесь скорби и сожаления.

Он поднял пистолет выше со вполне очевидным безжалостным намерением.

Макин ощутил, как горячие слезы заструились по щекам.

Сквозь пелену слез он различил движение теней. Позади военного дверь от толчка изнутри со скрипом приоткрылась шире, и крупный темный силуэт, выскользнув оттуда, беззвучно устремился к мужчине сзади, низко пригибаясь и держась в тени, будто из страха перед светом. Макин лишь мельком разглядел маслянисто поблескивающую, мускулистую, поджарую и безволосую фигуру с глазами, пылающими яростью. Рассудок мальчика пытался постичь увиденное, но не сумел.

Вопль ужаса вызрел у него в груди.

Хотя страшилище не произвело ни звука, должно быть, военный ощутил укол тревоги. Обернулся в тот самый миг, когда чудище с пронзительным криком прыгнуло. Загрохотали выстрелы, но их заглушил свирепый вой, от которого у Макина прямо волосы встали дыбом.

Развернувшись, мальчик ринулся обратно в клетку.

– Бари! – Схватил братишку за руку и потащил прочь из клетки, подталкивая перед собой. – Йалла! Беги!

Чуть в стороне бились на земле человек и зверь. Слышались все новые выстрелы.

Сзади донесся топот тяжелых ботинок по дорожкам. С другой стороны парка бежали люди, слышались крики, перемежавшиеся с автоматной пальбой.

Не обращая внимания ни на что, Макин в безоглядном ужасе бежал через разбомбленный парк, даже не думая, что его может кто-нибудь увидеть. Он бежал и бежал, преследуемый воплями, которые будут терзать его в кошмарах всю жизнь.

Он не понимал, что произошло, но одно знал наверняка. Ему запомнились алчные глаза демона, сиявшие умом и коварством, горевшие бездымным пламенем.

Макин знал, кого видел. Тварь, называемую в Коране Шайтаном – родившуюся из Божьего пламени и проклятую за то, что не поклонилась Адаму.

Макин знал правду.

В конце концов дьявол пришел в Багдад.

«Бронко», пробиравшийся через обломки, оставленные ураганом, подскочил на очередной рытвине. Лорна едва не врезалась головой в крышу кабины. На мокрой дороге машину занесло. Стремясь восстановить управление, женщина отпустила педаль акселератора.

Стихия сорвала листву с деревьев, наполнила ручьи выше берегов и даже забросила в чей-то плавательный бассейн аллигатора. К счастью, эпицентр ярости угасающего урагана пришелся куда западнее. Но судя по ливню, который мать-природа обрушила сюда, она все-таки вознамерилась вернуть Орлеанскую территорию к первозданному состоянию болота.