Йен Макдональд - Дорога запустения [= Дорога отчаяния] [litres]

Один переносной трансстабильный мюонный источник питания с многозарядным сифоном для подпитки от любого другого источника питания, кустарного производства.

Один работающий на вышеупомянутом источнике питания кустарный переносной тахионный бластер размером и весом как складной зонт, но такой мощи, что превратит в пар небольшой небоскреб.

Один большой каркасный рюкзак армейского образца, чтобы носить все это с собой.

Д-р Алимантандо начал складывать вещи. Они заняли замечательно мало места. Он бросил взгляд на часы на руке. Почти тринадцать ноль-ноль. Он подошел к кухонному столу и стал отсчитывать секунды вместе с настенными часами.

– Время. – Д-р Алимантандо указал рукой на стол. В каскадах множественных образов временаматыватель прибыл из прошлого. Д-р Алимантандо подобрал его и добавил к снаряжению путешественника во времени. Затем пошел и надел старый, такой поношенный, такой любимый костюм для пустыни; не без труда облачаясь в длинную серую куртку-пустынку, он придумал восемьсот шесть причин никуда не ходить.

Восемьсот шесть «против», одно «за». Просто нельзя не пойти. Он затянул ремни громоздкого рюкзака и закрепил на запястье контрольные верньеры. Вошли м-р Иерихон, Раджандра Дас и Эд Галлачелли, стремительны, уж насколько мог быть стремителен м-р Иерихон.

– Готовы? – спросил м-р Иерихон.

– Можно ли быть готовым к подобному? Слушайте, если у меня получится, вам об этом не узнать, вы поняли?

– Поняли.

– Природа хронодинамики такова, что я изменю всю историю, а вы никогда не узнаете, что вам грозила опасность, потому что опасности не было и не будет. С объективной точки зрения, моей точки зрения, поскольку я вне времени, вселенная, точнее, данная субъективная мировая линия сместится и станет новой мировой линией. Я постараюсь, если смогу, оставить записку о проделанной работе – где-нибудь в прошлом.

– Слишком много слов, док, – сказал Раджандра Дас. – Приступайте. Вы же не хотите опоздать.

Д-р Алимантандо улыбнулся. Попрощавшись с каждым по очереди, он выдал им одну свою аварийную шоколадку. Предупредил, что съесть ее надо быстро, прежде, чем эту минуту сотрет какая-либо транстемпоральная аномалия. Пощелкал переключателями на запястном пульте управления. Временаматыватель зажужжал.

– Напоследок: если все получится, я не вернусь. Там есть много такого, что я хочу повидать. Но время от времени я могу вас навещать; ждите и не давайте никому сидеть на моем стуле.

А м-ру Иерихону он сказал:

– Я с самого начала знал, кто вы такой. Мне абсолютно все равно, прошлое есть прошлое, пусть я от него и без ума. Смешно. Берегите моих людей – ради меня. Ладно. Мне пора. – Он нажал на красную кнопку на запястном пульте.

Завизжал раздираемый континуум, зарябили, бледнея, алимантандовидные послеобразы, и д-р Алимантандо исчез.

В ночь перед Кометным Вторником всем приснился один и тот же сон. В нем земля, содрогнувшись, перетрясла городок так сильно, что вытрясла из его стен и полов второй городок, двойник первого; таких двойников мы видим по утрам, едва проснувшись и не сфокусировав взгляд. Призрачный город вместе с полным набором призрачных жителей (до того похожих на настоящих горожан, что и не отличишь) выделился из Дороги Отчаяния, как творог из сыворотки, и отплыл куда-то, хотя куда именно – сказать никто не мог.

– Эй! – кричали люди в своих снах. – Верните наших призраков! – Ведь призраки – точно такая же часть общины, как водопровод или библиотека, и как община может существовать без памяти? Потом был шок, шуганувший всех спящих и моментально прервавший их быстрый сон. Они не могли знать, что в тот миг умерли и переродились в новой жизни. Однако, вновь обретя прибежище общего сновидения, они обнаружили, что произошла трудноуловимая революция. Они – призраки, всамделишные, натуральные призраки из плоти и крови, а городок, уплывающий в непостижимом направлении, – Дорога Отчаяния, которую они строили и любили.

Очнулся от сновидения Доминик Фронтера, разбуженный экстренным вызовом коммуникатора. Потер глаза, прогнав остатки сна и Рути Синюю Гору.

– Фронтера.

– Азро Омельянчик. – Его старший офицер. Бой– баба, сучка та еще. – Полный капец: парни с орбиты засекли мощную волну вероятностной энергии, нацеленной на минус пять лет, пятнадцать лет и восемнадцать лет, хроноэхо резонирует куда ни глянь, по всей временной шкале… Черт подери, кто-то вертит время как хочет! Парни с орбиты галдят, что с вероятностью больше девяноста процентов нашу вселенную выпихнули в другой хронопоток. Как бы там ни было, кто-то меняет историю, всю, туды ее в качель, мировую историю!

– Не понял… ну а я-то тут при чем?

– Так вся эта хренотень прет с твоего участка! В радиусе пять кэмэ от тебя кто-то дрючит нелицензированный хронокинетический локотрактор! Мы отследили вероятностную сетку, ты в эпицентре!

– Детка божья! – воскликнул Доминик Фронтера, сразу проснувшись и взбодрившись. – Я знаю, кто это!

А потом он опять заснул и увидел во сне Рути Синюю Гору, которая снилась ему все ночи напролет с тех пор, как… как что? Почему? Почему он ее любил?

Вселенную изменили. Рути Синяя Гора никогда не ошеломляла цветком своей красоты Доминика Фронтеру, и не было у того причин забредать на Дорогу Отчаяния – теперь, когда прошлое сделалось другим, – и все-таки он спал в своей комнатке в трактире «Вифлеем-Арес Ж/Д», и снилась ему Рути Синяя Гора, потому что вселенные приходят и уходят, а любовь остается; таково учение Панарха, от коего исходит вся любовь, да и д-р Алимантандо тем вечером, когда менял мир, обещал, что чудесным образом из одного измерения в другое что-нибудь нет-нет да перетечет.

Ну а утром был Кометный Вторник, все встали, потерли глаза, прогоняя странные сны этой ночи, и посмотрели на городскую хартию, гордо висевшую на стенах, хартию, которую д-р Алимантандо подписал с РОТЭХом много лет назад, чтобы построить этот город, хартию, означавшую, что приближающуюся комету распылят в верхних слоях атмосферы вместо того, чтобы, как РОТЭХ привычно поступал, дать ей врезаться в землю и раздробить все вокруг в пыль. Каждый от всего сердца возблагодарил д-ра Алимантандо (где бы он ни был) за то, что теперь на Дороге Запустения все тип-топ.

В четырнадцать четырнадцать все без исключения сошлись на высоком плато в утесах, именуемом Точкой Запустения, с теплыми ковриками и фляжками горячего чая с белладоннским бренди – и приготовились увидеть то, чего, заверил их Доминик Фронтера, они не увидят целую десятилетку.

Если верить наручным часам Эда Галласелли, Кометный Вторник опоздал на две минуты, но карманные часы м-ра Иерихона сообщили, что он прибыл на сорок восемь секунд прежде срока. Безотносительно наземных хронометров комета прилетела, когда прилетела, и прилетела она со смутным грохотанием, потрясшим скалу под ногами зрителей; высоко в ионосфере иллюзорно колыхались авроральные частицы; ракетными выхлопами лились как из ведра метеоры; и паутины багровых ионных молний на доли секунды озаряли всю пустыню фантомным освещением.