Алексей Кацай Спейсер - Тарзанариум Архимеда

В конце концов, лепетание Тресилова стало неразборчивым, и он уснул под развеселым крымским солнцем, так и не выбравшись из своей мрачной, пропахшей известкой, действительности. Хастон нагнулся. Симон думал — за панамкой, но Ник поднял с песка наган чекиста. Увидев лицо друга, Арданьян подскочил к нему и рывком выдернул оружие из мелко дрожащей руки. Размахнулся и бросил его в море. В огромное синее море. Раздался негромкий всплеск, но показалось, что этот, почти неразборчивый звук, что-то сместил в чешуйчато-солнечном пространстве и оно, это пространство, внезапно вспучилось, наполнилось каким-то пронзительным свистом и, разбрасывая в стороны стеклянные брызги, извергло из себя темно-серебристый панцирь морского чудовища, до времени скрывающегося в морских глубинах. Плоский пятиметровый панцирь сглаженной треугольной формы на минуту завис в воздухе и мягко опустился на полосу прибоя. Пришло время второго варианта.

Тресилов зашевелился на песке.

Расплющенная треуголка тантора последний раз свистнула, свист перешел в затихающее жужжание и двигатели смолкли. Недельное пребывание на морском дне невдалеке от Ялты никак не сказалось на состоянии поверхности летательного аппарата и теперь он влажно поблескивал своей, чуждой причудливому нагромождению прибрежных скал, геометрией. Симон вспомнил, что когда тантор зимой двадцать первого прилетел из лесов Карелии, где они его тогда законсервировали, в Кронштадт, то вид у него был еще тот. Впрочем, на летательных способностях аппарата это тоже ни коим образом не отразилось. Склепал его покойный Эндрю надежно. Жалко, что первая модель тантора была несовершенна и Эндрю не смог взять его с собой в Россию. Ах, как бы она ему пригодилась! Вот как сейчас им с Ником.

Симон, натягивая брюки и прыгая на одной ноге, крикнул:

— Тантор, люки!

Мгновенно на плоской поверхности выросло два небольших крылышка открывающейся двухместной кабины. Симон, пинком отбросил назад, попавший под ноги, шампур. Прагматичный Хастон, который уже немного успокоился после беседы с Тресиловым, спросил:

— Как системы?

— Системы в норме. Готов к выполнению задания, — голосом Эндрю ответил тантор.

У Симона на миг возникло ощущение, что их покойный друг сидит в аппарате и с нетерпением ожидает их. Но ожидать, наверное, придется ему, Симону. В условиях ручного управления Хастон лучше владел аппаратом. А на ручное, кажется, переходить все-таки придется.

— Ник, — сплюнув песок, налипший на губах, выдохнул Арданьян, — я остаюсь здесь. Посторожу этого урода. Ты облети Судак, осмотри все сверху, найди Жору с Вовкой. Жора, как хочет, а Вовку забери. С Элен потом разберемся.

— Тантор — двухместный, — напомнил Хастон.

— Жора вместо меня влезет, а Вовка много места не займет. Пока где-нибудь их оставим, найдем Элен и потом будем перевозить. Частями. Сейчас, главное, ребят найти. Давай быстрей, дружище!

— Не нравится мне это, — не оглядываясь, отозвался Ник, уже подходя к аппарату. — Дневной полет. Без маскировки. Представляешь, какой переполох поднимется?

— Ничего, перетопчутся. Давай, Ник, давай! Быстрее!

Сзади послышалось поскрипывание песка. Симон резко развернулся и наткнулся на безумный взгляд Тресилова. Казалось, что тот еще полностью не отошел от гипноза и его круглые остекленевшие глаза казались двумя кусочками гальки, вдавленными в, разделенное напополам огромным синяком, плоское лицо. Симон на секунду опешил и, разворачиваясь всем корпусом, осознал, что уже не успевает уйти от удара. Тонкая спица шампура, зажатая в руке чекиста, впилась в грудь Арданьяна. Его откинуло назад, он покачнулся, перекособочился и, замедленно упав, огромным человеческим зародышем скорчился на раскаленном песке.

— Ах, ты… — где-то далеко-далеко раздался рев Ника и тень Тресилова, упавшая на лицо Симона, слетела с него, плеснув в закрывающиеся глаза желтым солнечным огнем.

От удара Хастона подбородок Тресилова хрустнул, а тело поднялось в воздух, по крутой дуге падая на скалу. Второй хруст раздался тогда, когда затылок чекиста коснулся шершавого камня. Тело его мгновенно обмякло и лицо приняло умиротворенное выражение. Даже синяк побледнел.

Ник бросился к Арданьяну и, размазывая по телу кровь друга, поднял его на руки.

— Симон, Симон, дружище, держись!..

Тот приоткрыл глаза:

— Ник… Вовку… Срочно…

— К чертям, — заорал Хастон, — к чертям собачьим! Эта проклятая страна забрала у нас Эндрю. Я не дам — слышишь, Симон? — не дам ей забрать тебя. Ты только держись, только держись, дружище! Тантор, сюда! Левым, левым бортом развернись!

Симон пытался еще что-то сказать, а Хастон, скользя по поверхности аппарата, уже устраивал его на сидении кабины, бормоча:

— Держись, Симон, держись! Несколько часов продержись, пока до Штатов доберемся. Ты должен это сделать, должен! За Элен с Вовкой я потом сам прилечу. Обязательно прилечу. Ты только продержись, дружище!..

Нику показалось, что вся кабина залита кровью, когда тантор, сделав крутой вираж над Судаком, пошел на запад. Внизу мелькнули околицы городка и пустая брошенная машина чекистов, к которой уже подбегали подчиненные Тресилова. Вот они подняли головы к верху и, по-бабьи испуганно, присели, взмахнув руками. Кондратюка с Вовкой видно нигде не было.

— Ур-роды! — скрипнул зубами Ник, встревожено вглядываясь в восковое лицо Симона. — Тантор, прекратить разворот. Цель — Аламогордо. Скорость — максимальная. Высота — максимальная.

— Ускорение? — спросил голос Эндрю.

Ник еще раз бросил взгляд на лицо Арданьяна, провел рукой по неподвижному телу, опутанному проводами датчиков, и тяжело вздохнул:

— Тоже. До определенных пределов. Ты к Симону прислушивайся.

— Есть, Ник. И сам расслабься. Мы прорвемся, дружище, обязательно прорвемся.

Хастон посмотрел на приборную панель, покрытую созвездием сигнальных огоньков, и молча кивнул головой. Если Эндрю соорудил надежный аппарат, то он, Хастон, сделал для него неплохую соображаловку.

— Вывози нас, тантор. Выручай, друг.

Раздался нарастающий свист и Ника вдавила в мягкое кресло пилота. Детали «района крымского побережья» начали стремительно уменьшаться, а пространство синеть, словно от холода. Или от потери крови. Живой человеческой крови. Слева по курсу, на негативе неба, проявился полупрозрачный, призрачный лунный диск. Синева просачивалась сквозь него, а он уже миллионы выныривал из нее, чтобы катиться, катиться вдогонку за Солнцем и все никак не докатиться до него.

Как ни странно, но спаундер они все-таки приподняли. Если, конечно, так можно было сказать, о покореженном сооружении, лежащим на груде камней под углом градусов в сорок к выпуклому горизонту. Над ним в черном небе разметалось разъяренное Солнце. До его захода оставалось еще несколько суток. Тягучих земных суток, покрытых, как и пространства великой равнины, шершавой наждачной пылью. Дно кратера, перепаханное подошвами ботинок скафандров, напоминало изъезженное гусеницами тракторов убранное картофельное поле, освещенное яркими прожекторами. Впрочем, это касалось, более пологой, северной стороны образования. Сторона южная, со своими террасами, поднимающимися к самому гребню, за которым замерли загадочные обелиски, оставалась девственно чистой. Если, конечно, не считать нескольких цепочек следов, оставленных ими еще в первый день их аварийного прилунения.