Алексей Кацай Спейсер - Тарзанариум Архимеда

— Ах, ты!.. — выругался Маккольн, играя на пульте мелодию новой траектории.

Мелодия была явно безумной. В экранах, стремительно ускоряясь, замелькали меняющиеся кадры: оранжевое щупальце… голубая пена… лунная поверхность, подернутая призрачной дымкой… окутанное такой же дымкой, мутное черное небо… снова оранжевое щупальце…

Появление последнего вызвало у Тресилова мимолетное ощущение «дежа вю». Где-то он видел подобное. Не в падающем ли модуле «Тайги»?

Однако на воспоминания не оставалось времени: «Лунная Республика» вращалась все быстрее и быстрее. Кружилась голова… Кружилась Вселенная…

— Олег, за-а-алп! — кричал Маккольн и Тресилов, почти теряя сознание, снова вдавливал пальцы в сенсора.

Зеленый световой столб шел по кругу, перемалывая на голубую пену окружающее пространство. Оно пузырилось во всех экранах, и даже воздух рубки становился колючим, как газированная вода. Переплетение желтых, голубых и зеленых струй сплеталось в огромный вихрь, в центре которого бешено вращалось яйцо «Лунной Республики», выплевывающее смертоносную плазму. Долго так продолжаться не могло.

Дэн бросил косой взгляд на Тресилова и скрипнул зубами, возвращаясь к игре на сенсорах: тот был на грани безумия. А в этой круговерти даже мозг Маккольна в одиночку не смог бы справиться с ситуацией. Тело могло бы, а вот мозг…

Внезапно Дэн ощутил прикосновение чего-то упругого и холодного к внутренней стороне лба. Точно так же, как недавно на краю кратера. Он непроизвольно замер, наблюдая за тем, как искристая пена рассеивается в пространстве и сквозь нее начинают проступать детали лунной поверхности с темными шпилями на ней. По ним еще пробегали сполохи, рассыпающиеся на отдельные огоньки, но это были огоньки затухающего костра на, размазанном утренним туманом, речном берегу.

Маккольн тряхнул головой, избавляясь от неприятного чувства непрошеного прикосновения к такому скрытому месту, к которому никаких прикосновений вообще не предусматривалось. Еще раз взглянув на Тресилова, он начал замедлять вращение «Лунной Республики», устанавливая продольную ось ее яйца перпендикулярно шпилям. Мало чего они еще выдумают, а чтоб не выдумали…

— Олег, — спокойно, очень спокойно, произнес Маккольн, — залп!

Мутно-зеленый плазменный столб обрушился на поднятые к небу, словно в последнем салюте, клинки обелисков. Тресилову показалось, что он физически ощутил удар взбесившегося — от него взбесившегося! — излучения об реголит. Шпили вспыхнули желтым, с голубыми переливами, пламенем и перед тем, как начать рассыпаться на миллионы, беззвучно падающих обломков, бросили в экраны «Лунной Республики» темно-синий пылающий шар, напоминающий собой огромную шаровую молнию.

Корабль вздрогнул, качнулся из стороны в сторону, и, охваченный синим пламенем, начал плавно падать к подножиям бывших обелисков, ощутимо набирая скорость по мере своего снижения. Рубку подернуло сизой пеленой. Покрытый голубым мерцанием Маккольн, пытался выровнять траекторию полета, не обращая внимания на то, что творилось у него в голове.

А творилось там нечто невообразимое. Рождались вселенные, взрывалось фотонами пространство, падали в пустоту расплавленные капли планет, съеживались корой, остывали, и корявые горные пики пытались докричаться друг до друга через бездны лет. И световых, и темпоральных. «Отзовись, отзовись, отзовись», — пульсировало в мозге, но Дэн, не веря в то, что может сойти с ума, интуитивно, на ощупь, выравнивал и выравнивал «Лунную Республику», каждым нервом срастаясь с ней и заставляя аппарат слушаться себя.

Что-то испуганно взвизгнуло, и сразу же наступила тишина. Аппарат замер на сравнительно ровной площадке с внешней стороны Тайги. Голубой туман клочьями разлетался в стороны. В затухающем мерцании проявилось лицо Тресилова с тупо полуоткрытым ртом. На экранах темнели груды чего-то, что еще несколько минут назад гордо вздымалось к небу.

— Все, — криво ухмыльнулся Маккольн в сторону «таежника». В голове у него до сих пор что-то пульсировало. Правда, все слабее и слабее. — Кажется, приехали. Ты как?

— Н… нормально, — заикаясь, выдавил Тресилов. — А т… ты?

— Полный порядок. Правда, это синее безобразие заставило меня немного поволноваться.

Тресилов с нарастающим удивлением уставился на спокойное — неестественно спокойное! — лицо Маккольна. Неужели можно пребывать в таком каменном состоянии после этой… этого…

— Какое безобразие? — спросил.

Настала очередь удивляться Маккольну. Впрочем, внешне этого заметно не было.

— Ты что, не обратил внимания на то, чем нас порадовали напоследок эти булыжники?

— Почему? Обратил. Видел, как мы в пену провалились. Как корабль закувыркался: до сих пор в мозгах все вверх тормашками… Как ты его выравнивал. Слушай, — внезапно заинтересованно спросил Тресилов, — а где ты научился с такой скоростью на пульте работать? У тебя даже рук видно не было.

Маккольн бросил взгляд на свои руки, расслабленно лежащие на подлокотнике ложемента. Они его сейчас не волновали. Нормально сработали, и слава Богу!

— Слушай, — спросил осторожно, — а шар?

— Какой шар?!

— Та-а-ак, — протянул Маккольн, — кто-то из нас, брат, явно страдает галлюцинациями. Или амнезией. А что ты перед самой посадкой чувствовал?

— Пытался вспомнить, где же на этой чертовой «Республике» находится туалет, — буркнул Олег. — Чтобы успеть донести свой зад до него.

Он уже явно понемногу приходил в себя.

— Дэн, — взмолился Тресилов, выбираясь из ложемента, — давай исповедываться потом будем. Когда Руслану найдем. У нее воздуха максимум минут на пятнадцать осталось.

«Таежник», конечно, был прав, но… Ладно, потом разберемся. Да и обстановку за бортом изучить не помешало бы. И сам корабль осмотреть: вон сколько повреждений появилось, судя по индикаторам. Ч-черт!.. Что же это за феномены да с аномалиями?! На непредвиденные обстоятельства такого рода он, Дэн Маккольн, совершенно не рассчитывал. Нет, этот русский еще может очень сильно пригодиться! И дернул же его черт в одиночку лететь. Но, кто же знал… Да и эйфория была после того, как американцы разрешили коммерческие старты. Однако, как много в нем еще по-человечески неорганизованного! До безобразия много. Эдакого синего цвета безобразия.

Маккольн тяжело повел головой, наблюдая за тем, как пошатывающийся Олег, открыв шкаф, напяливает на себя зеркальный гермошлем. Вытащил свой из захвата ложемента, привычно щелкнул фиксатором и принял вертикальное положение. Его не шатало абсолютно.

Через несколько минут они стояли у выгнутого трапа «Лунной Республики», настороженно оглядываясь во все стороны. Две зеленые ящерицы возле бесформенного нагромождения камней.