Станислав Лем - Кибериада. Сказки роботов [сборник litres]

– Имею ли я честь лицезреть их милость господина Трурля, здешнего благороднорожденного конструкциониста?

– Несомненно, это я… не войдете ли… прошу прощения за беспорядок… не знал, вернее, спал… – бормотал, сильно смешавшись, господин Трурль, запахивая на себе скупые одеяния: уразумел уже, что на из одежды нем лишь ночная рубаха, да и то – из тех, что истосковались по стирке.

Однако же изысканный рыцарь, казалось, не замечал недостатков Трурлева одеяния. Еще раз приподнял шляпу – а та завибрировала, позванивая, над его замкообразной головою, – и с грацией вошел внутрь. Трурль, извинившись, оставил его на минутку и так-сяк принарядившись, вернулся со второго этажа, прыгая через две ступеньки. За окном меж тем посветлело, и вскоре солнце заблестело на чалмах черных роботов, что, выводя тоскливо и печально старую невольничью песню «Где же ты бывал…» и всякое такое, окружили четверными шеренгами дом и корабль-пирамиду. Трурль приметил это в окошко, как раз усаживаясь напротив гостя, который взглянул на него бриллиантово и сверкающе, а после такими отозвался словами:

– Планета, с коей я, твоя милость конструкционист, прибыл, переживает самый пик глубокого средневековья. А оттого, твоя милость, должен ты мне простить, что я в эдакую вверг тебя конфузию, приземлившись не вовремя; ибо должен твоя милость разуметь, что никоим образом мы, пребывая на борту, не могли предвидеть, что в сем пункте планеты твоей милости, где твой видный дом возвышается, еще простирает свою властную руку ночь и ставит препону солнечным лучам.

Тут он откашлялся, словно кто умело перебрал тона на губной гармошке, и стал говорить далее:

– Прислал меня, по здравом размышлении, к твоей милости господин мой и владыка, его Королевское Величество Протрудин Астерийский, суверенный господин объединенных планет Йонита и Эприта, наследный монарх Анурии, император Моноции, Бипроксии и Трифилиды, великий князь Барномальверский, Эборкидский, Клапунданский и Траганторонский, граф Эвскальпии, Трансфории и Фортрансмины, паладин Шуры и Буры, барон Гристривепртицкий, Прастровшакормандский и Вымытыдоднавский, а также самодержавный владыка Метеры, Гетеры, Этеры эт Цетеры, затем, дабы от его милостивого имени просить твою светлость прибыть в наше царство жадно ожидаемым коронным избавителем, коий единственный сумеет принесть нам избавление от общего кладбищия, несчастливой возлюбленностью его королевского высочества, наследника трона Пантарктика, вызванной.

– Но я ведь не… – быстро начал было Трурль, но Магнат, сделав короткий жест, означавший, что он еще не закончил, продолжал тем же самым голосом, в котором звенела сталь.

– Взамен же за милостивое соизволение твое склонить слух свой, за прибытие и помощь в поборении державного несчастия, что нарушило сами основы власти, его Королевское Величество Протрудин обязуется, уверяет и клянется ныне моими устами, что обсыплет твою конструктивность такими милостями, что твое достоинство не сумеет насытиться ими и до конца своей жизни. В частности же, наперед или, как оно нынче принято говорить, авансом, именует он тебя с этого момента – тут Магнат встал, вынул шпагу и далее говорил, с каждым словом ударяя Трурля плашмя клинком, да так, что у того плечи ходуном ходили, – Титулярным и Удельным Князем Мурвидраупии, Абоминенции, Мерзодоры и Вассолы, Наследным Графом Трунда и Моригунда, Электором-Восьмипалицевцем Бразелупы, Кондолонды и Праталаксии, а также Маркизом Гунда и Лунда, Чрезвычайным Губернатором Флуксии и Пруксии, а еще Капитулярным Генералом Ордена Бездицких Мендитов и Великим Мытарем королевства Пита, Мыта и Тамтадрита купно с надлежащими оным званиями правами салюта из двадцати одного орудия на утренний час и при отходе ко сну, на послеобеденные фанфары, а такоже – Тяжелым Крестом Инфинитезимальным и многочисленной перпетуацией в эбеновом дереве, многосторонней в сланце и многократной в золоте. В доказательство же своих милостей Король мой и Владыка присылает тебе эти вот безделицы, какими осмелились мы окружить твое дворище.

И правда, мешки уже закрыли дневной свет, едва доходивший теперь до комнаты. Магнат закончил говорить, но руки, красноречиво поднятые, не опускал – как видно, позабывшись, поскольку молчал; Трурль же тогда заговорил:

– Я весьма благодарен его Королевскому Величеству Протрудину, но, знаете ли, сердечные дела – не моя специальность. Впрочем… – добавил он под взглядом Магната, что пал на него, словно бриллиантовый камень, – возможно вы захотите объяснить, в чем там дело…

Магнат кивнул:

– Дело это простое, твоя милость! Наследник трона влюбился в Амарандину Цериберненскую, единственную дочь владыки Араубрарии, соседней державы. Однако ж государства наши разделяет чрезвычайно древняя вражда, и когда наш милостивый владыка после неустанных просьб королевича обратился к императору насчет руки Амарандины, ответ был категорически негативным. С тех пор минул год и шесть дней, а принц-наследник гаснет на глазах, и нет способа вернуть ему рассудок. И нет никакой надежды, кроме как на твою светлость, осиянную разумом!

Тут гордый Магнат склонился, Трурль же откашлялся и, видя ряды воинов за окном, сказал слабым голосом:

– Представить себе не могу, чтобы я мог что-либо… но… если король желает… тогда я… понимаю…

– Вот именно! – воскликнул Магнат и хлопнул так, что аж металл зазвенел. И тотчас же двенадцать черных, словно ночь, кирасиров со стальным звоном ворвались в дом и, подхватив Трурля, вынесли его на руках к кораблю, который выстрелил двадцать один раз, поднял трап и, с развевающимися флагами, величественно вознесся в небесные бездны.

Во время путешествия Магнат, который был Великим Коронным Подбронным, рассказывал Трурлю множество подробностей об одновременно романтической и драматической истории принцевых аморов. И сразу же по прибытии, после торжественных приветствий и проезда столицей средь флагов и толп, взялся конструктор за работу. Местом работы выбрал он себе прекрасный королевский парк; а находящийся в нем Храм Думания переделал в три недели в странную конструкцию, полную металла, кабелей и светящихся экранов. Был это, как пояснил он королю, женотрон – приспособление, используемое как в роли тренажера, так и тотального эротора с обратной связью; тот, кто находился в сердце аппарата, по одному взмаху познавал прелести, чары и соблазны, нашептывания, целования и милования как бы не всего прекрасного пола в Космосе сразу. Женотрон, в который Трурль превратил Храм Думания, обладал выходной мощностью четырехсот мегаморов, причем полезный коэффициент в спектре проникающего сладострастия достигал девяносто шести процентов, а эмиссия чувственности, измеряемая, как обычно, в киломилах, насчитывала их шесть на один дистанционно управляемый поцелуй. Женотрон оный был, кроме того, снабжен оборотными поглотителями безумства, каскадным усилителем «Милашки-обнимашки» и автоматом «первого взгляда», поскольку Трурль стоял на позициях профессора Афродонтуса, создавшего теорию внезапного влюбляющего поля.