Ричард Морган - Видоизмененный углерод

Стремительно обернувшись, я посмотрел вверх и увидел Трепп в обрамлении только что уничтоженного окна, не отрывающую глаз от прицела осколочной винтовки, зажатой в руке. Трепп ни на мгновение не прекращала огонь, и из дула винтовки вырывались сливающиеся вспышки выстрелов. Сбитый с толку, я огляделся по сторонам, ища цели, но на ринге не было ничего, кроме изуродованных останков Кадмина. Карнажа нигде не было видно, и в промежутках между выстрелами я услышал, как торжествующий рев толпы сменился завываниями, проникнутыми ужасом. Зрители повскакивали с мест и бросились к выходу. Наконец до меня дошло: Трепп вела огонь по публике.

Внизу, на уровне пола, заработало энергетическое оружие, и послышался чей-то крик. Внезапно став медлительным и неуклюжим, я обернулся на звук и увидел горящего Карнажа.

В дверях застыл Родриго Баутиста, поливающий синтетика широким лучом из длинноствольного бластера. Тело Карнажа выше талии было охвачено пламенем. Он пытался сбить его, но у синтетика на руках словно выросли огненные крылья. В пронзительных криках Карнажа звучала скорее ярость, чем боль. У его ног лежала мертвая Пернилла Грип с прожженной насквозь грудью. У меня на глазах Карнаж повалился на неё словно растопленная фигурка из воска, и его крики, перейдя в странное электронное бульканье, быстро затихли.

— Ковач?

Осколочная винтовка Трепп умолкла, и в наступившей тишине, нарушаемой лишь слабым фоном стонов и криков раненых, голос Баутисты прозвучал неестественно громко. Обойдя догорающего синтетика, полицейский взобрался на ринг. Его лицо было перепачкано кровью.

— Ковач, ты как?

Слабо усмехнувшись, я тотчас же схватился рукой за грудь, прошитую обжигающей острой болью.

— Замечательно, просто замечательно. Где Ортега?

— С ней все в порядке. Ей ввели дозу летинола, чтобы справиться с последствиями шока, и теперь она спит. Извини, что мыдобрались сюда так поздно. — Баутиста махнул в сторону Трепп. — Твоей подружке удалось отыскать меня на Фелл-стрит не сразу. Воспользоваться официальными каналами она отказалась наотрез. Сказала, могут возникнуть кое-какие осложнения. Глядя на то, какую бойню мы здесь устроили, я прихожу к выводу, что она не так уж и ошибалась.

Я обвел взглядом очевидные свидетельства нанесения органических повреждений.

— Точно. У тебя будут проблемы?

Баутиста пролаял смешок.

— Ты надо мной издеваешься? Вторжение без ордера, нанесение органических повреждений невооруженным подозреваемым. А ты что думаешь, твою мать?

— Извини. — Я начал спускаться с ринга. — Быть может, нам удастся что-нибудь придумать.

— Эй, — поймал меня за руку Баутиста. — Эти ребята плохо обошлись с полицейским из Бей-Сити. У нас такое с рук не сходит. Кадмина должны были бы предупредить об этом, перед тем как он совершил такую ошибку.

Не зная, имеет он в виду Ортегу или оболочку Райкера, я промолчал. Покрутив головой и проверяя, насколько серьёзны полученные травмы, я повернулся к Трепп. Та перезаряжала осколочную винтовку.

— Ты собираешься проторчать там всю ночь?

— Уже спускаюсь.

Дослав последний патрон в обойму, Трепп выполнила изящное сальто через перила и полетела вниз. Примерно через метр у неё за спиной расправила крылья антигравитационная упряжь, и Трепп повисла над нами где-то на уровне головы, закидывая винтовку за спину. В длинном чёрном плаще она напоминала ангела преисподней, устроившего небольшой перерыв.

Подкрутив регулировку упряжи, Трепп стала плавно опускаться вниз и наконец коснулась ногами пола рядом с Кадминым. Я захромал ей навстречу. Какое-то время мы молча глядели на изуродованный труп.

— Спасибо, — тихо произнес я.

— Забудь об этом. Я лишь выполняла свои обязанности. Извини, что пришлось привести с собой этих ребят. Но мне была нужна помощь, и очень быстро. Знаешь, что в этих краях говорят об отделе органических повреждений? Самая многочисленная банда. Причем стоит задеть одного, как за него вступаются все. — Трепп кивнула в сторону Кадмина. — Ты собираешься его оставить?

Я вгляделся в лицо Мученика десницы Господа, искаженное внезапной смертью, пытаясь увидеть за ним Лоскутного человека.

— Нет, — сказал я, переворачивая труп так, чтобы открыть затылок. — Баутиста, ты не одолжишь свою петарду?

Полицейский без слов протянул мне бластер. Я приставил дуло к основанию черепа Лоскутного человека и попытался разобраться, чувствую ли я что-нибудь.

— Есть желающие произнести прощальное слово? — невозмутимо спросила Трепп.

Баутиста отвернулся.

— Кончай поскорее.

Если у моего отца и были какие-то замечания, он сохранил их при себе. Вокруг раздавались только крики раненых зрителей, но мне не было до них никакого дела.

Не испытывая абсолютно ничего, я нажал на курок.

Я по-прежнему ничего не испытывал и через час, когда приехавшая Ортега обнаружила меня в цехе загрузки в оболочки. Я сидел на вилах одного из автоматических погрузчиков, глядя на зелёное свечение, исходящее из пустых резервуаров. Шлюз, открываясь, издал мягкий шлепок, за которым последовало жужжание, но я не отреагировал и на это. Даже узнав шаги Ортеги и её голос, когда она тихо выругалась, споткнувшись о спутанные на полу кабели, я так и не обернулся. Я сидел неподвижно, словно отключенная машина.

— Как ты себя чувствуешь?

Повернувшись, я увидел Ортегу, остановившуюся у погрузчика.

— Вероятно, так же, как выгляжу.

— Что ж, выглядишь ты дерьмово. — Протянув руку, она ухватилась за подвернувшуюся кстати решетку — Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?

— Валяй. Тебе помочь?

— Не надо. — Подтянувшись, Ортега повисла на руках, посерев от напряжения. — Хотя, впрочем, не откажусь.

Я протянул ей менее искалеченную руку, и Ортега, крякнув, взобралась на подъемник. Неуклюже опустившись на корточки, она пересела ко мне и потерла плечи.

— Господи, как же здесь холодно. И давно ты тут сидишь?

— С час.

Ортега посмотрела на пустые резервуары.

— Увидел что-нибудь интересное?

— Я думаю.

— О… — Она снова помолчала. — Знаешь, этот летинол, мать его, хуже шокового пистолета. По крайней мере, получив заряд, хотя бы понимаешь, что тебе сделали больно. А летинол убаюкивает. Дескать, все позади, надо просто успокоиться и расслабиться. И вдруг ты спотыкаешься о первый же пятисантиметровый кабель, через который хочешь перешагнуть.

— По-моему, сейчас тебе полагается лежать в постели, — мягко заметил я.

— Как, наверное, и тебе. Завтра на твоем лице вскочат замечательные синяки. Мерсер сделал обезболивающий укол?

— Я в этом не нуждаюсь.

— Ох, какой крутой. А мне казалось, мы с тобой договаривались, что ты будешь бережно относиться к этой оболочке.