Ричард Морган - Видоизмененный углерод

Открыв багажник, синтетическая женщина махнула бластером.

— Места достаточно. Устраивайся поудобнее.

Забравшись в багажник, я обнаружил, что она права. Затем Мило швырнул труп Луизы и захлопнул крышку, оставив нас вдвоем в кромешной темноте. Послышался глухой стук закрывающихся дверей, потом мягко зашептали двигатели транспорта, и мы с едва ощутимым толчком оторвались от земли.

Путешествие оказалось быстрым, и гораздо более плавным, чем была бы аналогичная дорога по поверхности. Приятели Джерри вели транспорт аккуратно — не очень-то приятно по требованию скучающего дорожного полицейского совершить вынужденную посадку за неправильное перестроение из одного эшелона в другой, когда у тебя в багажнике пассажиры. Быть может, я бы даже нашел темноту, похожую на материнскую утробу, приятной, если бы не слабое зловоние испражнений, исходящее от трупа. Судя по всему, во время пытки Луиза рассталась с содержимым мочевого пузыря и кишечника.

Большую часть пути я переживал по поводу несчастной девушки, обсасывая католическое безумие подобно собаке, нянчащейся с костью. Память полушарий Луизы совершенно нетронута. Если отбросить финансовые соображения, девушку можно вернуть к жизни, лишь крутанув диск. На Харлане Луизу обязательно загрузили бы для судебного разбирательства во временную оболочку, хотя бы и в синтетическую. А после вынесения приговора к той страховке, что имелась в её семье, добавилась бы государственная выплата от фонда поддержки жертв преступлений. В девяти случаях из десяти денег хватило бы для новой оболочки. Смерть, ну где же твое жало?

Я не знал, есть ли что-нибудь похожее на Земле. Если судить по сердитому монологу, произнесенному Кристиной Ортегой два дня назад, то нет. Но по крайней мере существовала возможность оживить бедную девушку. Вот только на этой долбаной планете какой-то гуру распорядился так не делать, и Луиза, она же Анемона, пополнит длинный список тех, кто поддался на это безумие.

Человеческие существа. Их никогда не понять.

Транспорт накренился, заходя на посадку, и труп уткнулся в мои ноги. Одна штанина намокла. Я поймал себя на том, что начинаю потеть от страха. Меня выгрузят в какую-нибудь плоть, не имеющую сопротивляемости боли, которой обладает моя нынешняя оболочка. И пока я буду находиться в этой плоти, со мной можно будет делать все что угодно. Можно даже физически убить.

А потом начать сначала. Но только со свежей оболочкой.

Или, если приятели Джерри действительно люди опытные, моё сознание можно загрузить в виртуальную матрицу, подобную тем, что используются в психохирургии. И проделать все то же самое с помощью электроники. По большому счету никакой разницы нет. Только то, на что в реальной жизни потребуются дни, электроника сделает за считанные минуты.

С трудом сглотнув комок в горле, я с помощью нейрохимии — пока она ещё оставалась — попытался подавить страх. Как можно осторожнее освободившись от ледяных объятий Луизы, я постарался не думать о том, почему она умерла.

Коснувшись земли, транспорт прокатился немного и остановился. Когда багажник открылся, я увидел лишь крышу другой стоянки, унизанную осветительными полосками.

Мои похитители действовали с профессиональной осторожностью: женщина стояла на безопасном отдалении, Дийк и Мило держались в стороне, не перекрывая линию огня. Неуклюже перебравшись через тело Луизы, я спрыгнул на чёрный бетонный пол. Исподтишка оглядевшись вокруг, я увидел ещё с десяток машин, ничем не примечательных с виду. Разобрать с такого расстояния регистрационные штрих-коды было невозможно. Короткий пандус в дальнем углу стоянки поднимался, судя по всему, к взлетно-посадочной площадке. Место, неотличимое от миллиона подобных. Вздохнув, я выпрямился и снова почувствовал ногой мокрое. Осмотрев штаны, я нашел на бедре какое-то темное пятно.

— Ну и куда мы прибыли? — спросил я.

— Для тебя это конечная остановка, — проворчал Мило, вытаскивая Луизу из багажника. Он посмотрел на синтетическую женщину. — Её туда же, куда обычно?

Та кивнула, и Мило, кряхтя, направился через стоянку к двустворчатым дверям. Я собрался последовать за ним, но меня остановило движение бластера в руке женщины.

— Тебе не туда. Это мусороприемник — простой выход. Перед тем как сбросить туда, с тобой хотят поговорить. Давай вот сюда.

Ухмыльнувшись, Дийк достал из заднего кармана брюк маленький пистолет.

— Совершенно точно, легавый. Тебе сюда.

Меня провели через другие двери в большой грузовой лифт, опустившийся, если верить мигающему индикатору на светодиодах, на двенадцать этажей ниже. Всю дорогу Дийк и синтетическая женщина стояли в противоположных углах кабины, держа оружие наготове.

Не обращая на них внимания, я следил за цифровым индикатором.

Когда двери лифта открылись, нас уже ждала команда санитаров с каталкой, оборудованной ремнями. Мои инстинкты завопили, требуя, чтобы я бросился на них. Но я остался неподвижен, позволив двоим мужчинам в бледно-голубых халатах взять меня за руки. Женщина-врач брызнула в шею гипноспреем. Я ощутил ледяной укус, затем по телу стремительно разлился холод, и перед глазами все заволокло серой паутиной.

Напоследок я отчётливо увидел лицо врача, внимательно следившего за тем, как я теряю сознание.

Я очнулся от звуков призыва к намазу, звучавшего где-то поблизости. Мелодичный голос муэдзина приобрел в многочисленных глотках громкоговорителей мечети зловещие металлические нотки. Последний раз я слышал эти звуки в небе над Зихикком на Шарии, и вслед за ними воздух сразу же наполнился пронзительным воем авиационных бомб, несущих смерть. Сквозь ажурную решетку проникали лучи света. В паху чувствовалось неприятное вздутие.

Усевшись на деревянном полу, я оглядел себя. Меня загрузили в женское тело, молодое, лет двадцати, не больше, с блестящей кожей медного цвета и тяжелым колоколом чёрных волос. Поднеся к волосам руки, я ощутил сухую ломкость, свидетельствующую о начале месячных. Тело казалось жирным на ощупь, и я почему-то понял, что эта оболочка давно не мылась. На мне была надета грубая рубашка цвета хаки, на несколько размеров больше, чем нужно. Набухшая грудь болезненно реагировала на малейшее прикосновение. Я был босиком.

Встав, я подошел к окну. Не застеклено. Поскольку окно находилось под самым потолком, мне пришлось подтянуться на прутьях решетки, чтобы выглянуть. Вокруг простиралась залитая солнцем равнина убогих черепичных крыш, над которыми деревьями высились покосившиеся антенны-рецепторы и допотопные спутниковые тарелки. Слева в небо врезалась рощица минаретов, а за ней поднимающийся воздушный корабль оставил белый инверсионный след. Проникающий в окно воздух был жарким и влажным.