Сергей Королев - Тайная история человечества

Бывалый тракторист вздохнул.

— У него самогон есть? — утвердительно спросил он.

— Он только с участковым пьёт, — вспомнила бабулька.

Михалыч покрутил головой и решительно толкнул калитку.

Серёга сидел за столом. На столе валялись надкусанные огурцы и варёная картошка.

— Ты живой! — обрадовалась Татьяна Никитишна.

— Наливай! — приказал Михалыч, увидев начатую бутылку. Он по-хозяйски присел за стол, отставив в угол монтировку, которой сорвал дверь в избу.

Серёга плавал в прострации. Еле сфокусировав взгляд, он что-то пролепетал и упал на пол. Татьяна Никитишна всплеснула руками.

— Напился, паразит! — закричала она. — Я всем говорю, что Серёжа учёным стал, не пьёт, не курит, а он самогон гонит, оказывается.

В это время Михалыч набулькал себе в стакан, выдохнул и резко выпил. Похмелье, загнездившееся в его голове, начало рассасываться. Трактористу стало хорошо. Он взял в руки валявшийся на столе поблескивающий искрами камень.

— Хорошо отполировал, — Михалыч покрутил его. — В камнерезы, видать, переквалифицировался Серёга.

От произношения сложного слова «переквалифицировался» тракторист вспотел и поэтому налил себе ещё. Камень он положил на пол. От стука Серёга очнулся и приподнялся. Увидев лежащий камень, он подгрёб его к себе и поднялся.

— Татьяна Никитишна, — Серёга, качаясь, сел на стул. — У меня получилось.

— Что получилось? — разозлённая пьянством соседа, грубо спросила та. — Самогон получился?

— Жизнь получилась.

Михалыч поднял брови, Никитишна сморщилась, презирая пьяниц.

В это время камень взвыл и прыгнул. Тракторист усмехнулся и встал.

— Больше не буду сегодня пить, — он откашлялся. — Ещё стаканчик и всё.

Бабулька шикнула на камень и ткнула его ногой.

— Тихо ты! — сказала она. — Тоже пьяницу какого-то вырастил.

Серёга засмеялся.

— Это супероткрытие, — он опёрся рукой на стол. — Понимаете, мне удалось получить жизнь из бульона.

Как бы подтверждая его слова, блестящий камень вдруг подпрыгнул и завопил. Серёга плеснул на него из стакана, налитого Михалычем. Камень заурчал и зачмокал.

— Что ты такого маленького спаиваешь! — зашумела Никитишна. — Отдай мне.

Она забрала камень, завернула его в полотенце, положила в бумажный пакет и ушла.

Серёга с Михалычем гуляли три дня. Потом Нечаев спохватился, где же живой камень?

Он пришёл к соседке.

Камень лежал у той на столе, на аккуратной скатёрке. Татьяна Никитишна читала ему учебник географии за пятый класс.

— Понимаешь, Искорка? — бабулька почему-то решила, что он женского рода. — Повтори.

Камень пробурчал утробно: «Ре-ека Во-олга».

— Молодец, — бывшая географичка капнула на него молоком. — Если выучишь реки России, куплю тебе шоколадку.

— Ну как? — спросил Серёга. — Обучается?

— А куда он денется? — Татьяна Никитишна гордо посмотрела на соседа. — У меня и не такие программу проходили. Да, Искорка? — заворковала она, поглаживая поблескивающий камень.

— Отдайте мне, — попросил Серёга. — Мне надо эксперименты ставить.

— Ты брагу лучше поставь, это у тебя хорошо получается, а сиротку не трогай, — жёстко ответила Татьяна Никитишна. — Или возьми кирпичи, да и пропаривай в своём бульоне. Так ведь, Искорка?

Камень подполз к стакану с молоком и ткнулся в него.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась бабулька. — Пей, пей, маленькая.

Серёга вышел на улицу и закурил. На небе сияли звёзды.

«Великий человек был академик Опарин», — подумал он и пошёл домой, продолжать служить науке, да и прибраться надо было после пьянки с Михалычем.

Запнувшись обо что-то, Серёга нагнулся и подобрал половинку раскрошенного кирпича.

— Хм, — он покрутил её в руке. — А тебя мы алгебре научим, — решил он и, подбрасывая кирпич в руке, зашёл в дом.

— И, пожалуйста, не заходи слишком далеко, — предупредила система безопасности.

Всякий раз, когда Трот покидал уютное пространство скорлупы, неукоснительно срабатывали автоматические датчики старой, как мир, волноняни. Приятный, заботливый голос ласкал слух и одновременно давал четкие указания по нахождению в агрессивной среде. Кто конкретно выбрал именно этот вариант сообщений, не помнила даже сама скорлупа.

— Иди в панцирь, прилипала, — огрызнулся Трот. — Открывай уже.

Система безопасности не торопилась исполнять приказ. Трот нервно вздохнул. Нехотя, дважды щелкнул хвостом, как того требовала стандартная инструкция.

Защитный костюм был тут же отсканирован, стенки скорлупы раздвинулись, давая разрешение ступить на поверхность незнакомой планеты.

Трот не любил жестких правил, с трудом терпел любые действия, связывающие его «хочу» с ужасным словом «надо». Он доставлял массу неприятностей воспитателям молодых космозавров. Его трижды отчисляли из элитной колонии за нарушения дисциплины. И трижды восстанавливали. Да, никто не отрицал гениальных способностей ученика. Но это было не главным козырем. Завр Трот знал, пользоваться положением своего родителя — не самый лучший способ удержаться в команде космозавров. И все же, пользовался. Вечно занятый отец Бао не вдавался в подробности мелких, по его мнению, интрижек. Мало ли что наговаривают на его единственного сына?! Само рождение в космосе являлось незыблемым правом связать жизнь Трота с изучением далеких галактик.

А что же мама? Мама погибла, оставив отцу драгоценное яйцо с младенцем. Малыш Трот вылупился раньше срока в инкубаторе для растений, среди образцов флоры неизученных планет. Его не ждали так рано. Звук лопнувшей скорлупы не был услышан вовремя. Ему никто не помог и не встретил в этом новом и чужом мире. Из яйца пришлось выбираться самому и самому искать пропитание. На момент прихода отца все, что росло в инкубаторе, было съедено. А все несъедобное оказалось сломанным и восстановлению не подлежало.

— Святые звезды, — взвыл отец. Многие растения не были исследованы полностью и могли оказаться ядовитыми. Но организм малыша явно справился с экстремальным питанием. — Сын, ты будешь настоящим исследователем. Я назову тебя Трот, что означает — «не ведающий границ».

— Святые звезды, — в ужасе воскликнул завр Киг, отвечающий за фитолабораторию. — Он уничтожил редчайшие из растений вселенной, мою коллекцию. Что значат записи без самих образцов?

— Ошибаешься. Мою коллекцию, — поправил командир космоплана Бао и зло ощетинился. — И помни, когда я в гневе, я сам себя боюсь.

С этого дня экипаж космоплана находился всегда начеку. Шалостям малыша не было границ. Но говорить о последствиях этих шалостей командиру никто не решался.

— Святые звезды, — Трот часто слышал именно это восклицание и не ведал, что кроме космоплана есть и другой мир.