Урсула Ле Гуин - Миры Урсулы ле Гуин. Том 5

Веа покачала головой:

— Господи! А как же вы отличаете женщин от мужчин?

— Ну, у нас есть некоторые испытанные способы…

Секунда — и она снова от души расхохоталась. До слез.

Потом вытерла глаза — от холода ресницы слипались — и сказала: — Да, вы все-таки действительно неотесанный нахал!.. А что же, они вот так и решили взять себе эти искусственные имена и придумали новый язык, чтобы отказаться от всего старого?

— Поселенцы Анарреса? Да. По-моему, они были неисправимыми романтиками.

— А вы разве нет?

— Нет. Мы очень прагматичны.

— Но ведь можно быть и романтичным прагматиком, — сказала она. Он не ожидал от нее столь глубоких мыслей.

— Да, пожалуй, — кивнул он.

— Что, например, может быть более романтичным, чем ваш прилет сюда — в полном одиночестве, без гроша в кармане да еще с намерением выступать от имени своего народа?

— Увы, я слишком скоро оказался полностью развращен вашей роскошью!

— Роскошью? В университетском общежитии? Господи! Дорогой мой! Они что же, ни разу не сводили вас ни в один приличный дом?

— Меня водили во многие дома, но все они так похожи! Я бы очень хотел наконец получше узнать Нио Эссейю. Я видел только внешнюю ее сторону — так сказать, нарядную обертку. — Он использовал это выражение, потому что с самого начала был восхищен привычкой обитателей Урраса буквально все заворачивать в чистую красивую бумагу или пластик, класть в нарядную коробку или оборачивать фольгой. Белье из прачечной, книги, овощи, одежда, лекарства — все попадало к нему в руки красиво и надежно упакованным. Даже пачки писчей бумаги были в пестрых пакетах. Словно предметы ни в коем случае не должны были касаться друг друга. У него и самого уже возникло ощущение, что и сам он тоже давно и весьма аккуратно упакован в красивую обертку.

— Я понимаю. Они заставили вас пойти в Исторический музей… совершить поездку к памятнику Добунна… выслушать какую-нибудь речь в Сенате! — Он засмеялся, потому что она в точности описала маршрут одной из его поездок, совершенных прошлым летом. — Да, я понимаю! Они всегда одинаково глупо ведут себя с иностранцами. Но я позабочусь о том, чтобы вы увидели настоящий Нио!

— Я бы очень хотел!..

— У меня много замечательных знакомых. Я их коллекционирую. А в своем Университете вы — как в ловушке; и все эти скучные профессора и политики… Кошмар! — Она продолжала болтать, и ему было приятно слушать ее: ощущение было похоже на невольное и бесцельное прикосновение солнечных лучей или падающих снежинок….

Они подошли к маленькой железнодорожной станции Амоено. У Веа был обратный билет, и поезд должен был подойти с минуты на минуту.

— Не ждите — замерзнете.

Он не ответил, просто стоял рядом, громадный в своей подбитой мехом куртке, и смотрел на нее ласково и любовно.

Она опустила глаза, стряхнула снежинку с вышитого обшлага своего пальто.

— У вас есть жена, Шевек?

— Нет.

— И никакой семьи?

— Ах… да, конечно! У меня есть парт… любимая женщина; у нас с ней двое детей. Извините, я думал о другом. Понятие «жена», видите ли… я всегда считал, что оно свойственно только Уррасу.

— А что такое «партнер»? — Она озорно посмотрела прямо на него.

— Наверное, то же самое, что у вас «жена» или «муж».

— Но почему же ваша жена не прилетела с вами вместе?

— Она не захотела, да и младшей дочке всего год… Нет, теперь уже два. А еще… — Он колебался.

— Что же еще?

— Видите ли, там у нее есть любимая работа, а здесь ее не было бы. Если бы я знал тогда, сколь многое здесь ей пришлось бы по душе, я бы уговорил, упросил ее поехать. Но я не знал. Да и потом, это вопрос безопасности, вы же понимаете.

— Безопасности — здесь?

Он снова поколебался, но все же сказал:

— Не только. И там — когда придется возвращаться.

— И что же с вами тогда может случиться? — спросила Веа; глаза ее округлились от любопытства. Поезд уже показался из-за холма, подъезжая к станции.

— О, может быть, и ничего. Но некоторые люди там считают меня предателем, потому что я всегда пытался наладить дружеские отношения с Уррасом. Вот эти люди могут выкинуть весьма неприятные штуки… И мне бы не хотелось подвергать опасности ни ее, ни детей. У нас уже были некоторые неприятности перед моим отъездом. Вполне достаточно.

— Вы хотите сказать, что вам грозит реальная опасность?

Он наклонился к ней, потому что голос ее заглушал грохот подходившего поезда.

— Не знаю, — улыбаясь сказал он. — А знаете, наши поезда выглядят примерно так же. Если хорошо придумано, то ничего менять и не нужно. — Он проводил ее к вагону первого класса. Поскольку она остановилась у двери, не открывая ее, он распахнул перед ней дверь и сунул голову в купе — из любопытства. — Хотя изнутри они совсем не похожи на наши! Это только ваше купе? Здесь больше никого не будет?

— Ну конечно. Ненавижу ездить вторым классом! Все мужчины там жуют эту жвачку, меру, и все время плюются. А на Анарресе тоже меру жуют? Нет, конечно же, ее там нет. Ах, как много еще я хотела бы спросить о вас и вашей стране!

— Я бы с огромным удовольствием рассказал об этом, только никто не спрашивает.

— Так давайте встретимся снова и обо всем поговорим, хорошо? Когда вы в следующий раз приедете в Нио, вы мне позвоните, договорились?

— Договорились, — добродушно пообещал он.

— Вот и хорошо! Я знаю, вы обещаний не нарушаете. Я ничего о вас не знаю, кроме этого. А это я просто чувствую . До свидания, Шевек. — Она на мгновение положила свою ручку в перчатке на его руку, которой он придерживал дверь. Затем два раза прозвонил колокол, Шевек захлопнул дверь, и поезд тронулся. За окном промелькнуло белое лицо Веа и ее алый шарф.

Он шел назад в весьма приподнятом настроении, а потом до темноты играл с Ини в снежки.

…

«Революция в Бенбили! Диктатор бежал! Передовые отряды мятежников удерживают столицу! Внеочередное заседание Совета Государств Планеты! Возможность вторжения войск А-Йо».

Первая полоса газетенки пестрела подобными заголовками, набранными самым крупным шрифтом. Об орфографии и грамматике запальчивых статеек никто не думал.

«Ко вчерашн. вечеру восставшие захватили весь западн. район Мескти и упорно теснят правительствен. войска…»

Шевеку казалось, что он слышит речь Эфора. Так обычно говорили в Нио — глотая концы слов, не согласуя прошедшее и будущее время, а заменяя их одним, абсолютно неопределенным и непрерывным настоящим временем.

Шевек прочитал газеты и полез за информацией о Бенбили в Энциклопедию, изданную СГП. Формально это государство представляло собой парламентскую демократию, а на самом деле — военную диктатуру, в стране правили генералы. Бенбили занимало обширную территорию в Западном полушарии, покрытую горами и засушливыми саваннами; население было весьма малочисленным, уровень жизни низкий. «Мне все же следовало отправиться в Бенбили», — подумал Шевек и сразу представил себе бледные равнины, постоянно дующие ветры… Новости о Бенбили странным образом тревожили его душу. Он жадно ловил по радио каждую сводку новостей, хотя раньше радио практически не включал, обнаружив, что оно используется главным образом для рекламы. Сообщения по радио, как и сводки, передаваемые по государственному телефаксу в общественных местах, были краткими и сухими; странный контраст составляли они с тем, что буквально на каждой полосе кричали о революции в Бенбили популярные у простого народа газетенки.