Урсула Ле Гуин - Миры Урсулы Ле Гуин. Том 3

Роканнон неторопливо протянул правую руку, сжал палку в кулаке и выдернул ее из костра. Конец ее пылал. Он поднял этот конец на высоту глаз Згамы, а потом, все так же неторопливо, стряхнул цепи и вышел из костра. Пламя взметнулось и тут же опало, рассыпая искры и угольки прямо на его босые ступни.

— Вон! — скомандовал он, наступая на Згаму, который попятился. — Никакой ты здесь не хозяин. Человек, который не признает человеческих законов, — самый обыкновенный раб и больше ничего. И жестокий человек — тоже раб. И глупец — тоже раб. Так что ты мой раб, и я стану гнать тебя, точно последнюю скотину. Пошел вон! — Згама обеими руками ухватился за дверной косяк, но горящий конец палки упорно приближался к его глазам, и в конце концов он согнулся и, скрючившись, отскочил и сгинул где-то во тьме двора. Стражники застыли. Смоляные факелы, пылавшие на стенах, освещали окутанный туманом двор и внешние ворота; стояла полная тишина, только слышно было, как возится скот в стойлах да шипит море у прибрежных скал. Шаг за шагом Згама, видимый теперь в свете ярко горевших факелов, продолжал отступать, пока не остановился в воротах. Его белое лицо с черной бородой казалось ужасно застывшей маской. Горящий конец палки угрожающе приближался. Онемев от страха, Згама обхватил руками привратный столб, заполнив весь проем своим широкоплечим мясистым телом. Роканнон был совершенно измучен, однако горел жаждой мщения, так что, собрав последние силы, он толкнул Згаму горящим концом палки прямо в грудь, перешагнул через поверженного врага и скрылся за воротами в черноте ночи, в клочьях клубящегося тумана. Он не прошел и полусотни шагов — споткнулся, упал и не смог подняться.

Но никто его не преследовал. Никто даже не выглянул за ворота. Он в полуобморочном состоянии лежал на травянистом склоне какого-то холма. Через какое-то время погасли факелы — может быть, их кто-то специально погасил? — и Роканнона окутала непроницаемая тьма. В траве на разные голоса завывал ветер, далеко внизу шипел прибой.

Когда туман поредел, пропуская лунный свет, его отыскал Яхан. Оказалось, что он лежит на самом краю утеса. Яхан помог ему подняться, и они побрели прочь, пробираясь ощупью, спотыкаясь о камни, становясь на четвереньки там, где подъем был особенно крут. Шли они на юго-восток, в сторону от морского побережья. Пару раз они останавливались — передохнуть и перевести дыхание, и Роканнон засыпал мгновенно, стоило им замедлить ход. Яхан будил его и заставлял снова идти, пока они не спустились в какую-то лесную лощину; под деревьями, карабкавшимися по круто уходившему вверх склону горы, царила абсолютная чернота. Яхан и Роканнон вошли в эту черноту и двинулись по руслу ручья, который, собственно, и привел их сюда, но сумели пройти совсем немного: Роканнон внезапно остановился, сказал на своем родном языке: «Все, больше не могу!» — и сел на землю. Яхан отыскал узенькую полоску песка на берегу под обрывом, где их, по крайней мере, не было бы видно сверху, Роканнон заполз под этот нависающий козырек, точно зверь в логово, и заснул.

Проспал он часов пятнадцать и проснулся уже в сумерках. Рядом сидел Яхан, который принес ему поесть — зеленые побеги и съедобные корешки какого-то растения.

— Плодов-то еще никаких нет, — горестно объяснил он, — а лук у меня отобрали эти болваны, одетые в шкуры. Я поставил несколько силков, да только до ночи в них вряд ли кто попадется.

Роканнон с наслаждением съел зелень, напился из ручья, потянулся как следует, и в голове у него окончательно прояснилось:

— Яхан, а как ты, собственно, здесь оказался?

Молодой ольгья потупился, потом аккуратно закопал несколько оказавшихся несъедобными корешков в песок и смущенно пробормотал:

— Видишь ли, господин мой… я ведь своего хозяина ослушался. Ну и потом решил, что придется мне к Вольным пристать.

— Ты что же, раньше о них слышал?

— Да болтали разное… о таких местах, где ольгьяр сами себе и хозяева, и слуги. Говорят ведь даже, что когда-то только мы, ольгьяр, жили на тех землях, что теперь ангьяр принадлежат; кормились охотой, и никто нами не командовал; а потом с юга пришли ангьяр, приплыли на длинных лодках с драконьими головами… В общем, я набрел на замок Згамы, а его люди приняли меня за беглого, отобрали у меня лук, заставили работать, но ни о чем не спрашивали. Ну а потом я обнаружил тебя. Но даже если б и не обнаружил, все равно бы убежал! Я б тут и правителем быть не согласился, среди болванов этих!

— А ты не знаешь, где теперь наши товарищи?

— Нет. А ты хочешь их разыскать, господин мой?

— Зови меня просто по имени, Яхан. Конечно, я хочу их разыскать! Если на это осталась хоть какая-то надежда. Вдвоем с тобой нам этот континент не пересечь, да еще пешком, без одежды, без оружия.

Яхан молчал; он разглаживал ладошкой песок и смотрел на темную чистую воду, что бежала под низко нависшими лапами похожих на ели деревьев.

— Ты со мной не согласен?

— Если мой господин Могиен меня найдет, то непременно убьет. Это его право.

По законам ангьяр это было действительно так; а уж Могиен-то законы своего племени соблюдал как должно.

— Ну а если ты найдешь себе нового хозяина? Старый ведь не сможет тебя наказывать, верно?

Юноша кивнул и прибавил:

— Да только кто захочет взять в слуги того, кто против прежнего хозяина взбунтовался?

— Ну, это как посмотреть. Если хочешь, можешь принести клятву верности мне, а я стану отвечать за тебя перед Могиеном — если мы его найдем. Не знаю только, какие слова вы произносите…

— Мы говорим, — Яхан почти шептал, — «Господину своему передаю я часы своей жизни и смысл своей смерти».

— А я принимаю твой дар. И вместе с ним еще один — собственную жизнь, которую ты мне вернул.

Шумно струился ручей, небо медленно и торжественно гасило свои огни. Когда стало достаточно темно, Роканнон выскользнул из защитного костюма, лег в холодную воду и позволил ей омывать все тело, унося прочь застарелый пот и усталость, страх и память о том, как плясали у самых его глаз языки пламени.

Снятый костюм представлял собой нечто полупрозрачное, почти невидимое и легко умещавшееся в горсти — тончайшая ткань, трубочки не толще волоса, тоненькие проводочки и два прозрачных кубика величиной не больше ногтя. Яхан с тревогой смотрел на него, когда он снова натягивал свой костюм; никакой другой одежды у него все равно не было; самому же Яхану пришлось продать свой плащ ангья за пару грязных шкур.

— Господин мой, Странник… — наконец выдавил он из себя, — это же… это та самая кожа, которая не дала тебе сгореть в огне? И… сокровищу тоже?

Ожерелье теперь снова висело у Роканнона на шее в мешочке из-под амулета, одолженном Яханом. Роканнон ответил спокойно: