Грег Иган - Стрелы Времени

Рамиро не хватало сил, чтобы выпрямиться, но он поднял голову достаточно высоко, чтобы посмотреть в сторону зенита. Сейчас впереди москитов не было ничего, кроме длинных, цветастых шлейфов, принадлежавших звездному скоплению их предков. Тень, которую он по ошибке принял за пролетавшую мимо Станцию, оказалась Объектом; первая цель, которую они все-таки не задели, пронеслась мимо так быстро, что ее просто никто не заметил.

Он все еще щебетал от восторга, радуясь близкому промаху, когда, наконец, заметил, падающие вокруг него желтые искры. Теперь вся его нога ниже колена источала яркое сияние и была готова взорваться во вспышке света.

– Тяни! – умоляюще воскликнул он, обращаясь к Тарквинии.

Он увидел, как из люка выглянул ее шлем.

– Постой, – сказала она. На мгновение она исчезал, а затем снова появилась, держа в руках страховочную привязь.

– На это нет времени! – возразил Рамиро. Впрочем, он понимал, зачем Тарквиния идет на этот риск: если он упадет вместе с ампутированной ногой, то все еще может погибнуть.

Тарквиния бросила страховку. Рамиро протянул к ней руку, но трос был слишком коротким; страховочная привязь повисла в пустоте рядом с коленом раненой ноги. Он попытался приподнять свое туловище, но в итоге его тело просто стало раскачиваться из стороны в сторону.

– Хватай ее второй ногой, – поторопила его Тарквиния.

Рамиро попытался, но один из предыдущих ударов о твердолит, судя по всему, повредил его ступню, лишив ее хватательной способности. Рамиро просунул ступню между двумя лямками страховки, затем протолкнул между ними оставшуюся часть ноги и согнул ее в колене.

– Давай! – взмолился он, хотя в этом не было нужды: москиты уже начали отдаляться друг от друга. Он уже видел свет звезд, проникавший между корпусами кораблей.

Когда Тарквиния исчезла в кабине, Рамиро ощутил натяжение веревки, но затем сдавленная плоть потеряла всякую чувствительность. Из обрубка его ступни брызнуло тягучее желтое пламя. Сияние стало нестерпимо ярким, и Рамиро выбросил вперед руки, чтобы закрыть ими шлем.

Неожиданно весь его вес сместился на здоровое колено, чуть не оторвав Рамиро от страховочной привязи. Свет над головой исчез; опустив задние глаза, Рамиро увидел свою отрубленную ногу, которая, кувыркаясь, летела сквозь пустоту вместе с куском лопнувшего абордажного троса. Прямо у него на глазах плоть полностью перешла в жидкое состояние, затем раздулась, превратившись в огненный шар, который осветил очертания второго корабля на фоне окружавшей их тьмы. Мгновение спустя он почувствовал, как его охладительный мешок пронзил слабый порыв теплого ветра, а затем что-то острое укололо его в плечо. Он ощупал рану рукой в перчатке; прикосновение было болезненным, но повреждение кожи было слишком мало, чтобы почувствовать его наощупь. Вероятно, его просто зацепило осколком кости.

Когда огненный шар погас, Тарквиния заглушила двигатели. Мятежный корабль устремился вперед и пролетел мимо их москита, не пытаясь ликвидировать последствия своего провала. Но даже если это был всего лишь отвлекающий маневр – и даже если корабль мятежников не перегреется и не рассыплется на части из-за недостатка воздуха в системе охлаждения – ему все равно потребуется одиннадцать склянок только для того, чтобы затормозить и вернуться обратно, и вдвое больше – чтобы попытаться повторить исходный план. Этого времени вполне хватит для того, чтобы еще полдюжины москитов добрались сюда от Бесподобной и приступили к буксировке Станции.

Лишившись точки опоры, Рамиро вытянул руки и ухватился за страховочную привязь. Какое-то время он цеплялся за нее, не в силах двинуться дальше, после чего Тарквиния принялся втягивать трос обратно в кабину.

– Поздравляю с Днем прародителей! – поприветствовала свою мать Агата. – Ты идешь на праздник?

Чира посмотрела на нее с нескрываемой жалостью.

– Я пришла, чтобы спросить, не хочешь ли ты вместе со мной навестить своего брата.

Агата освободила проход, чтобы Чира смогла подняться по входной лестнице.

– Осторожно, тут книжный шкаф. – Беспорядочность и подчеркнутую бренность перемен в своей каюте Агата поддерживала даже спустя полтора года после торможения. – С чего ты взяла, что я захочу встречаться с Пио?

– Просто ради приличия.

Агата ощутила укол совести, но не поддалась.

– Когда он был на свободе, мы только и делали, что спорили; вряд ли он сейчас скучает по моему обществу.

– Тебе нужно помириться с братом, – продолжала стоять на своем Чира. – Если ты думаешь, что ради тебя Медоро возьмет на себя обязанности Пио, то у его сестры на этот счет может быть другое мнение.

Агата поморщилась.

– Медоро – мой друг! У тебя в голове есть хоть что-нибудь, кроме репродуктивных стратегий ?

– Кому-то же нужно об этом думать. – Чира вперилась подозрительным взглядом в консоль Агаты, как если бы изображения фазовых потоков на ее мониторе могли каким-то образом выдать настоящую причину, стоящую за бескомпромиссным поведением ее дочери. – Если ты ценишь свою работу, то должна ценить и своего брата.

– Серьезно?

– А зачем я, по-твоему, родила сына? Не для себя, а ради твоего же блага.

Агата оцепенела.

– Какими бы ни были мои разногласия с Пио, я, по крайней мере, не воспринимаю его как какую-то полезную машину .

– Ты можешь сколько угодно принимать холин, но это никогда не даст тебе полной уверенности, – сказала, не церемонясь Чира. – Зато среди женщин, прошедших через отторжение, не было ни одного случая деления. Если ты будешь растить ребенка в одиночку, потеряешь годы своих исследований. Для этого и нужны мужчины. Можешь сколько угодно спорить с Пио о политике, но порвав с ним все связи, ты навредишь самой себе.

– Он пытался остановить разворот, – сказала Ада. – Теперь дело не только в спорах о политике.

Чира развела руками в знак своей агностической позиции.

– Улик, связывающих его с этим происшествием, так и не нашли. И вообще-то мне казалось, что вся эта затея с «превентивным лишением свободы» тебе вряд ли придется по душе.

Говоря по правде, Агата испытывала смешанные чувства. Тот факт, что Совет наделил себя правом заключать людей в тюрьму без суда, вызывал у нее беспокойство, но она почти убедила себя в том, что это решение оправдывалось уязвимость переходного состояние, в котором находилась Бесподобная . С Пио и прочими лидерами миграционистов обошлись довольно-таки неплохо; три года в благоустроенном жилье, с возможностью читать и учиться безо всяких ограничений, едва ли можно было назвать пыткой.

– Даже если не станешь навещать Пио в тюрьме, ты все еще можешь поступить с ним по справедливости, – намекнула Чира.