Грег Иган - Стрелы Времени

Вала спросила у Агаты, как продвигаются ее исследования.

– Все еще медленно, – призналась Агата.

Гинето сочувственно пророкотал.

– А чем именно ты занимаешься? Медоро пытался нам объяснить, но мне кажется, он и сам в этом не разбирается.

– Я всего лишь скромный конструктор инструментов, – сказал Медоро. – Мне даже азы ее теории не понять – сам понимаешь.

Агата не стала обращать внимания на его подколки, но Гинето, похоже, было и правда любопытно. А даже если и нет, он вел себя слишком вежливо, чтобы от него можно было отделаться одной фразой «это сложно объяснить».

– Вы знаете о теории Лилы? – спросила она.

– В общих чертах, – ответил Гинето. – Кажется, она нашла способ описать гравитацию в рамках вращательной физики?

– Именно. Закон тяготения Витторио подразумевал абсолютность времени. Ялда, скорее всего, знала, что он не обладает вращательной инвариантностью, но на тот момент этой проблеме придавали особого значения. Люди и так были достаточно заняты изучением природы света.

– Так… в чем разница? – спросил Гинето. – Во что превращается закон обратных квадратов Витторио?

– Все не так просто, – предупредила его Агата. – В теории Лилы гравитация вообще не является силой в традиционном понимании; она представляет собой результат искривления четырехмерного пространства. Знаете, как сходятся в одну точку меридианы на глобусе? Вблизи экватора они параллельны, но по мере удаления начинают сближаться.

– Верно, – неуверенно согласился Гинето. В геометрии, которую она описала, не было никакой эзотерики, однако он не вполне понимал, где здесь связь.

– В теории Лилы гравитационное притяжение является эффектом того же рода, – объяснила Агата. – Если два массивных тела изначально покоятся друг относительно друга – то есть их истории параллельны – то со временем расстояние между ними меняется, они начинают ускоряться, приближаясь друг к другу. Но никакой силы для этого не требуется; все, что нужно, – это искривленное пространство.

Гинето прожужжал: теперь ему стало ясно.

– Довольно элегантная идея. А астрономы ее уже проверяли?

– В этом главная сложность, – призналась Агата. – Математика прекрасна, но все по-настоящему массивные тела от нас так далеки, что придумать подходящий эксперимент практически невозможно.

– Идеальным объектом для изучения была бы планета, обращающаяся вблизи своей звезды, – вмешался Медоро. – Вроде ближайшей к Солнцу планеты в нашей родной звездной системе. Как там она называлась? Паоло? Пелео? Все время забываю.

– Теория Лилы предсказывает, что низкая эллиптическая орбита будет испытывать «апсидальную прецессию»: точки минимального и максимального удаления будут двигаться вокруг звезды вместо того, чтобы стоять на месте. Поэтому тщательные наблюдения подобной системы позволили бы отличить ее теорию от теории Витторио. – Она сделала набросок у себя на груди.

– Все становится сложнее, если в звездной системе есть и другие планеты, – добавила она. – Их взаимное притяжение также будет вызывать прецессию, поэтому различные составляющие общего эффекта нужно отделять друг от друга. Если бы у нас были копии всех астрономических измерений, накопленных прародителями, то мы могли бы поискать в них какие-либо признаки Лилиной прецессии, но никто не подумал о том, чтобы включить эти данные в нашу библиотеку.

– А как с этим соотносится твоя собственная работа? – стал допытываться Гинето.

– Моя работа связана с изучением энтропии в контексте теории Лилы, – ответила Агата. – По словам Лилы, кривизна 4-пространства зависит как от количества имеющейся в нем материи, так и от характера ее движения. Если в одном случае траектории всех частиц выстроены в виде аккуратных прямых линий, а в другом частицы движутся случайным образом, то кривизна в каждом случае будет разной.

– И в чем будет отличие?

– Упорядоченная материя создает положительную кривизну вдоль своей временной оси, поэтому тела, которые изначально находятся в покое, в дальнейшем будут притягиваться друг к другу. Но если хаотичность материи достаточно высока, то кривизна окажется отрицательной и параллельные истории со временем будут отдаляться. – Она проиллюстрировала свои слова рисунком.

– Но при каких условиях сложится именно второй вариант? – недоуменно спросил Гинето. – Если речь идет о горячем газе, разве он не должен рассеяться в пустоте и дойти до такого разреженного состояния, что оно уже ни на что не повлияет? Разве за большую часть гравитационного притяжения звезды отвечает не камень, находящийся под огненной поверхностью – твердая часть, которая по сути стоит на месте?

– Разумеется, все так и есть. – Агата недооценила его, решив, что он, вероятно, просто хотел поддержать разговор. – Фактически Лила доказала, что газ, обладающий положительной температурой, не способен оставаться единым целым за счет собственной гравитации – если бы звезды не состояли по большей части из твердых минералов, они бы просто рассыпались в пыль! Тем не менее, существует вероятность, что неупорядоченное состояние, обладающее существенной силой тяготения, существует в достаточно больших масштабах Вселенной. Наше скопление движется в одну сторону, ортогональное – в другую…, и если бы мы взглянули на них с достаточно большого расстояния, то, вполне возможно, увидели бы множество скоплений, движущихся во всевозможных направлениях четырехмерного пространства. Поэтому нельзя исключать вариант, что решающий вклад в общую кривизну космоса вносит нечто вроде гигантского облака горячего газа, в котором роль частиц играют звездные скопления.

– Ждать осталось недолго, – сказала Серена.

Все, кто пришел на торжество, как раз поворачивались лицами к экрану, установленному наверху внутренней стены зала; на нем демонстрировался анимационный ролик в виде старинных механических часов, стрелки которых подбирались к шести склянкам. Позади часов, в темноте висела картина, на которой художник изобразил родную планету путешественников. Медоро поймал взгляд Агаты; ему не обязательно было говорить, чтобы донести до нее циничную мысль, которая крутилась в его голове – Совет просто играл на их эмоциях. Сомневаться на этот счет не приходилось, хотя справедливости ради следовало бы добавить, что Советники не стали помещать на картину гремучие звезды, готовые насквозь пронзить их горячо любимую планету.