Михаил Остроухов - «Приключения, фантастика» 1994 № 05

Еще шесть раз и по бокам алтаря зажглись две черные свечи.

— Пора! — воскликнул колдун и взял старуху за безвольную руку.

— Держи чашу, — приказал он.

Я, повинуясь, обошел его со спины и взял в руки чашу. Каменной тяжестью легла она на ладони.

— Поднеси к запястью!

Я исполнил приказ.

Борис взял руку за указательный палец и аккуратно надрезал синюю жилу. Кровь струйкой потекла в чашу. Очень скупной струйкой.

Я жадно глядел на нее и проклинал свои нерешительность и жалостливость. В этой крови была моя жизнь. Я жаждал ее, представляя, как обретаю тело, радости жизни и главное — возможность любить.

— Встань в изголовьи! — приказал Борис. — Здесь уже все. Опустись на колени и держи чашу вон там, — он указал кинжалом место справа от изголовья. Затем взял старуху за волосы и потянул на себя. Тело сдвинулось и голова запрокинулась, открыв тонкое цыплячье горло. Борис намотал волосы на кулак, повернул голову набок и быстрым сильным движением вскрыл вену. Кровь брызнула в чашу.

Я зачарованно глядел, как наполняется она густой, кажущейся черной при тусклом свете свечей, жидкостью. Я с трудом сдерживался, чтобы тут же не осушить всю чашу. Останавливала лишь боязнь потерять часть драгоценной влаги.

Вскоре ручеек крови стал иссякать, она уже не текла, а капала, во я не опускал чаши, готовый ждать столько, сколько потребуется, чтобы увидеть последнюю каплю.

— Ладно, хватит? — сказал Борис.

Я поднял на него взгляд и увидел в его глазах торжество.

У него были основания для этого. Уже четвертой цепью приковал он меня к себе: вначале подарив призрачную жизнь скелета, затем кровью, женой, теперь охотой на людей. Видимо то, что предстоит мне исполнить, чем придется платить за благодеяния, опасное и крайне нужное ему дело. Иначе, к чему столько предосторожностей: оживление, взятие жены в заложницы, а нынче меня и вовсе посадили на иглу. Что я без крови? Ходячий остов!

Будь ты проклят!

Я поднял чашу и несколькими глотками осушил ее.

— Она хочет на дачу! — сказал я Борису и вызывающе посмотрел на него.

— Ну что ж, — он погладил бородку, — соорудим дачу.

— А настоящей нельзя?

— Можно, но с охраной.

Я напрягся.

— Не обижайся.

— Я не обижаюсь. Покажи.

Колдун произнес заклинанье и взмахнул руками. Из рукавов его выпорхнули два демона — черный и красный. Черный держал в руке большой кинжал. Его оскал был подобен смерти. Вид красного возмутил меня. Демон был маленьким, но член имел, как у слона.

— Унижение и Кара, так их зовут, — сказал Борис.

Я в ярости сжал кулаки.

Борис положил мне руку на плечо. Я стряхнул ее.

— Извини, — сказал он ласково, — но дело слишком важное, чтобы я рисковал.

И я покорился.

Мы купались, загорали, собирали грибы. Чистили, жарили их со сметаной. Пили сухое вино. День был прекрасным.

Я провел пальцами по щеке Марины. Она повернулась ко мне и, касаясь одной грудью, начала расстегивать мою рубашку. Просунув руку под нее стала гладить грудь, живот.

Я прижал Марину к себе. Поднял на руки и бросил на постель. Сел сверху. Она вырвала полы моей рубашки из брюк. Расстегнула блузку, сняла ее и швырнула на пол. За ней последовал бюстгальтер.

Я схватил ее прохладные тугие груди.

— Подожди! — она извернулась и скинула меня. Сев на краю постели, расстегнула джинсы и она упали на блузку. На Марине остались только трусики, тонкие, просвечивающие, позволяющие видеть все, что я хотел видеть.

Марина сняла и их прежде, чем я успел поднять руки. Я стал лихорадочно расстегивать последние пуговицы на рубашке. Они были ужасно непослушными. Пока я сражался с ними, Марина сняла с меня джинсы вместе с трусами. Я отбросил в сторону назойливую рубаху и оказался совершенно обнаженным.

Марина встала на колени и провела языком от начала до конца.

— Отсюда и досюда будет мое, — сказала она.

Я застонал. Обхватив ладонями затылок, прижал ее голову к себе.

Она высвободилась рывком.

— Ты что! Задушишь!

— Давай ляжем, — сказал я в ответ.

И мы легли. Мои губы раскрывали ее лоно, ее же заставляли мое желание расти и расти до бесконечности.

— Я хочу лечь на тебя! — прохрипел я, чувствуя, что долго не выдержу таких ласк.

— Нет! — выдохнула Марина, выпуская меня изо рта.

— Хочу всадить тебе!

— Нет! — произнесла она и еще яростнее набросилась на меня.

И я подчинился. Мы почти достигли вершины, когда я осознал, что начинаю таять.

— Нет! — завопил я.

Марина в испуге взглянула на меня и увидела, как сквозь бледнеющую истончающуюся плоть проступают черты страшного скелета. Она закричала.

Обезумев, я схватил ее руку и прокусил запястье. Кровь брызнула мне в рот. Марина дважды вскрикнула и потеряла сознание.

Я не отрывался от ее вены, пока не ощутил, что развоплощение прекратилось. Потом отодрал от простыни лоскут и перевязал ее кровоточащую руку.

Вскочив, бросился к Борису. Только он мог помочь мне.

— Она ничего не помнит! Ничего! — повторял я про себя, как заклинание, стоя в темном углу на лестничной площадке старого семиэтажного дома.

Борис очистил память Марины от ужасных воспоминаний. Появилась еще одна цепочка, приковавшая меня к нему.

На этот раз я подготовился к охоте гораздо основательнее, чем в первый. Ничто ни возраст, ни пол — не могло сдержать меня после случившегося, когда, теряя тело, я в панике впился зубами в запястье жены. Подобное не должно было повториться, чего бы это ни стоило.

— Кому на пользу пошла эта дурацкая жалость? — говорил я себе. Мне? Марине?.. Я загубил человеческую душу и теперь вынужден загубить еще одну раньше времени. Если бы тогда я был внутренне готов, на моей совести было бы одним тяжким грехом меньше.

Накануне ночью я тщательно обследовал облюбованный мною дом. Пять подъездов. В одном лифт не работал и я исключил его. Обойдя остальные, я выбрал тот, где у двери на чердак был сломан замок. В трех других двери тоже были отперты, но существовала вероятность, что их запрут, и в моем безупречном плане появится брешь.

Судя по неухоженности и запустению, царивших в подъездах, администрация вряд ли соберется скоро чинить замок. И все же я проверил дверь перед тем, как встать в засаду. Спустившись с чердака, я вывинтил лампочку на площадке между первым и вторым этажами и спрятался в темном углу. Отсюда мне хорошо был виден вестибюль перед лифтом, где должна была появиться жертва. Чтобы принять решение, в моем распоряжении было ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы лифт спустился с одного иэ верхних этажей на нижний.

Роль лифтера, который должен был загонять его обратно наверх, — тоже отводилась мне. Уже восемь раз прокрадывался я к лифту и отправлял его то на шестой, то на седьмой, кляня беспокойных жильцов, на ночь глядя собравшихся куда‑то из дому.