Михаил Остроухов - «Приключения, фантастика» 1994 № 05

— Ради бога, сними ее! Не думала, что ты такой стыдливый, Лена рассмеялась, вскочила и вышла из комнаты.

Немного погодя она вернулась с подносом. Я придирчиво осмотрел его содержимое и остался доволен.

— На, дьявольское отродье, лопай! — Лена присела на край постели.

— Дьявольское?.. — повторил я, насторожившись. Что ты имеешь в виду?

Я налил себе виски.

— Ты меня трахал, как врага народа. Если ты, подкрепившись, пристанешь снова, я потребую дополнительную плату. Ты меня эксплуатируешь.

— Ничего, ты выдержишь. Я знаю.

— Но за отдельную плату.

— Хорошо, — согласился я. Нужно было определить предел моих возможностей, именно за этим я сюда пришел. А за‑то, что она могла увидеть в конце, не грех было и заплатить.

К счастью ничего не произошло. Я лишь возгордился своими мужскими способностями. Враг народа была мокрой от пота, когда я оставил ее в покое. Когда Лена заснула, я тихонько встал и вышел из спальни. Желания мои в основном были удовлетворены, разве что хотелось еще немного выпить.

Ее бар не уступал богатой кооперативной палатке, предлагая широкий выбор импортных напитков. Я положил руку на приглянувшуюся мне бутылку, да так и застыл. В углу, притиснутый толпой искрящихся бутылок с разноцветным содержимым, стоял старинный подсвечник с черной наполовину обгоревшей свечой. Такие я видел у Бориса.

Вот почему она так бурно реагировала на мои вопросы о нем. Лена — не обыкновенная проститутка, она его приспешница. Что ж, придется оставить свои вопросы при себе.

Борис встретил меня похабной улыбочкой.

— Ну как, отдуплился? Сколько?

Я изобразил итальянский жест, ударив ребром ладони по сгибу руки и показав ему кулак.

— Понятно. По самый локоть. Как чувствуешь себя?

— Вполне. Давай на этом закончим диспансеризацию. Все ясно. Когда я смогу увидеть Марину?

— Так не терпится? — Пауза, сопровождаемая гаденькой улыбочкой.

— Так не терпится. Когда?

Борис пожал плечами.

— Когда пожелаешь.

— Сегодня.

— Хорошо. Вечером. До этого мне придется потрудиться перекроить магическое пространство. Спальня — точная копия вашей. Теперь нужно создать всю остальную квартиру.

— И она ничего не заметит?

— Ничего. Гарантирую.

— И как я явлюсь?

— Ты придешь с работы. Сядешь на кровать, наклонишься и поцелуешь ее. Она проснется и спросит: Который час? Ты ответить. Она сладко потянется и скажет: Что‑то я разленилась. Легла после обеда вздремнуть на полчасика и вот… Затем обовьет твою шею руками и притянет к себе…

— Достаточно! Ты собрался расписать нашу встречу, как пьесу?

— Ни в коем разе! — Борис картинно замахал на меня руками. — Я только объясняю тебе, как вести себя, и что будет казаться ей.

— Твои возможности так велики, что мне трудно будет избавиться от мысли, не подглядываешь ли ты все время за нами.

Борис сжал губы ниточкой.

— У тебя есть выбор. Откажись.

У меня закаменело лицо, но я стерпел. Как собака на коротком поводке, я рванулся, вообразив, что свободен, но ошейник тут же удавкой перехватил горло. Ладно, твоя взяла, колдун. ПОКА.

— Нет, — сказал я. — В котором часу?

— В семь ровно.

— Когда подзарядка?

— За час до свидания.

— Благодарю тебя за все. Сейчас я хотел бы отдохнуть.

— Конечно, конечно!

Я тихо вошел и сел на край постели. Я намеревался некоторое время полюбоваться ею спящей, освоиться, чувствуя себя несколько неуверенно. Мне казалось, хоть я и знал, что только казалось — она может заметить во мне какую‑нибудь противоестественность. Испугаться, отвергнуть меня. А я не мог позволить себе такую роскошь, кровь жертвы отсчитывала время в моих жилах. Золушке было несравненно легче, чем мне. Она точно знала, когда нужно убегать, чтобы не превратиться на глазах принца из прекрасной незнакомки в замарашку. Я же знал отпущенное мне время очень приблизительно. И кроме всего прочего, я совершенно не доверял Борису. Ждал него какой угодно каверзы, какого угодно сюрприза.

Хотя я был тих и осторожен, Марина сразу проснулась, как только я вошел в спальню. Приподнялась на локтях, одеяло сползло с ее груди, тонкую ткань ночной рубашки натянули полные груди с большими острыми сосками.

В моем воображении вспыхнула картина: я увидел эти груди обнаженными, целовал упругие соски, голова Марины была запрокинута, длинная прекрасная шея казалась еще длинней, волосы разметались по великолепным плечам. Она прерывисто дышала.

Я рывком откинул одеяло. Ее ночнушка сбилась до самого живота. Ноги были полусогнуты и раздвинуты. Между полных белых бедер темнел треугольник волос, переходящий в полоску, скрывавшую то, о чем я мечтал и ради чего готов был на любые преступления.

Марина инстинктивно сдвинула ноги и прикрылась рукой. Но рубашку одергивать не стала.

Моя женщина, моя ЖЕНЩИНА, моя единственная радость. Как ты чудесна в такой позе: приподнявшаяся на локтях с полураздвинутыми ногами, волосами, упавшими на гибкую спину. Как прекрасны и нежны твои бедра, как упруги трепетны груди. Ты мое сокровище, моя страсть, моя любовь, моя собственность?

Марина села и обвила руками мою шею, как в сценарии Бориса.

— Надо будет сходить с проверкой к тебе в офис, промурлыкала она мне на ухо. — Раньше ты не приходил таким возбужденным. Не слишком ли много стало у тебя молодых длинноногих секретарш и сотрудниц?

Я не ответил ей и опрокинул на спину.

— Ну–у! — притворно–протестующим тоном воскликнула Марина и замолчала. Потом судорожно вздохнула.

Я поцеловал ее между ног, сначала нежно, а дальше, вкладывая всю накопившуюся во мае страсть.

Минуту, другую она наслаждалась моими ласками, потом сказала слабым голосом:

— Переоденься, прими душ, я подожду тебя.

Я исполнил ее просьбу, чтобы не нарушать естественного хода событии. Час назад я обрел тело, полчаса назад вышел из ванной, десять минут назад надел этот костюм. Но для Марины я целый день был в делах и в бегах, пропотел и пропах сигаретным дымом.

Когда я вошел в спальню, Марина лежала на левом боку лицом к двери, укрытая одеялом. Встретив мой взгляд, она быстро опустила глаза, убедившись в том, в чем хотела убедиться, и с улыбкой протянула мне навстречу руки.

Я лег рядом и, откинув одеяло, прижался к ней. Теплая и прекрасная, твердая и мягкая, робкая и бесстыдная, мучительно желанная, она послушно прильнула ко мне.

Я перевернул Марину на спину и лег сверху, крепко вжавшись между плотно сжатых напряженных бедер. В треугольную впадинку между лобком и бедрами я уложил свои бубенчики, а самое главное, большое и горячее — на ее атласный прохладный живот.

Я переплел свои пальцы с ее пальцами и вытянул руки вверх, глядя, как поднимаются следом груди, как натягивается на них кожа, как встают острия сосков.