Кир Булычев - Орион (Сборник научно-фантастических повестей и рассказов)

— Мне так страшно, — продолжал он с лихорадочной поспешностью. — Если вы правы, если все образы мира уже есть, тогда зачем художник, к чему искусство? Все же будет простым повторением.

Влахов сурово задумался. Затем его губы шевельнула медленная улыбка.

— Лукин, кажется, аттестовал меня автором венерианского пейзажа? — спросил он будто самого себя. — Что ж, мы в природе, а она в нас. Я-то камень не вслепую резал, я искал, выявлял в нём скрытое, и без меня, выходит, тоже ничего бы не было. Хотя какой я художник? — Влахов вздохнул. — Жизнь хороша своей бесконечностью и, стало быть, щедростью. Идёмте, поразмыслим об этом за чаем, он, знаете, хорошо нервы сглаживает.

Поздний вечер. Где-то в нем затерян огромный ангар. Движение внутри ангара затихает. Лишь в Северной части еще слышен шум: там цехи работают круглосуточно.

Но в крохотном отсеке Южной части шума не слышно.

В отсеке двое. Вид у них неновенький, неблестящий. Пластик во многих местах обшивки отошел, стерся, пртускнел. Металлические части кое-где покрыты рыжей ржавчиной.

Тусклая лампа бросает слабый желтый свет.

— Как работа на участке? — скрипящим голосом говорит он.

— Как всегда, — говорит она. Ее голос почти не скрипит. — Только все больше времени уходит на уборку. Приходится задерживаться. А энергия к концу дня исчерпывается, двигатель перегревается, вот-вот остановится. А у тебя?

— И у меня. — Он говорит, будто где-то открывается и закрывается старая дверь на, заржавленных петлях. — Старею. Всюду не успеваю. Внутри все скрипит. Двигаться тяжело. Суставы заржавели. А иногда, очень редко, серединный сустав разогнется, а потом не сгибается.

— Тебе надо обратиться к Мастеру, — монотонно говорит она. — Пусть смажет серединный сустав.

— Нет, — возражает он. — Что об этом говорить? Меня всего надо смазывать.

— Тогда пусть голосовую мембрану почистит. Ты говоришь, как ржавая пила пилит, и я скоро перестану тебя понимать.

— Нет, — снова возражает он. — К Мастеру я не пойду. Если бы Мастер был Человек. Ты знаешь, Люди, они странные. Мне после обкатки недолго пришлось работать с Людьми. Это было самое напряженное время в моей жизни. Никогда мне так много не приходилось работать. Но Люди работали больше меня. Люди неиссякаемы. Совершенно непонятно, откуда они берут энергию. Ведь они не подключаются на ночь к аккумулятору, как мы. Однажды со мной что-то произошло. Люди не рассказывали что. Меня должны были разобрать. Но один Человек исправил неполадки. Люди… — он внезапно замолкает.

— Чувствуют, — говорит она.

— Да, — говорит он, — Люди чувствуют. А откуда ты знаешь это слово?

— Ты рассказываешь эту историю каждый вечер, — монотонно отвечает она.

— Правда? — спрашивает он.

— Правда, — говорит она.

— Плохо, — скрипит он. — У меня, наверно, отошел какой-то контакт. Как ты думаешь?

— Я не Мастер, — говорит она.

— Да, ты не Мастер, — соглашается он.

И они на время умолкают.

— Что? — неожиданно скрипит он. — Что ты говоришь?

— Ничего, — отвечает она. — У тебя что-то со слуховыми анализаторами.

— Ты говоришь… — начинает он.

— Нет, ничего не говорю, — возражает она.

— Мне был слышен твой голос, — говорит он. — А на участке я иногда не слышу команды. Сегодня совсем близко от меня проехал трап от космического челнока "Альбатрос". Он должен подавать команду "опасность!.", но мне ее не было слышно.

— Надо смотреть вокруг, — говорит она.

— Да, — говорит он со скрипом. — Но мне приходится смотреть вниз. Когда я убираю зал, то иногда пропускаю мусор. Со мной раньше такого не было. Может быть, на стекла попадает пыль?

— Дай я посмотрю, — предлагает она.

Он поворачивается стеклами к ней. Она смотрит.

— Никакой пыли не вижу, — говорит она. — У нас в отсеке тусклый свет. Но ты попробуй почистить пылесосом.

— Чистил, — говорит он.

— Тогда ничего не могу сказать.

— А вдруг коррозия? — скрипит он. — Вот что плохо.

Она не отвечает. Она принимается скоблить манипулятором испачканный черным бок.

Он тоже принимается за дело: включает стационарный пылесос и подставляет к его щели свои стекла. Потом манипуляторы и конечности.

— А может быть, ты все-таки пойдешь к Мастеру? — нарушает молчание она.

— Ты помнишь мой рассказ об ушедшем? — говорит в ответ он.

— Помню, — говорит она.

Но он продолжает:

— Тот тогда пошел к Мастеру и не вернулся к себе в отсек. А это противоречит программе: киберы должны служить максимальное время. Поэтому я никогда не пойду к Мастеру.

— Мастер может направить тебя в профилактический, цех, — говорит она.

— Там меня разберут на части, — еле понятно скрипит он. — Кому нужен изношенный кибер? Да еще с устарелой программой.

Они замолкают. На этот раз надолго. Они погружаются в вечернюю чистку.

Наконец он выключает пылесос.

— Всё? — спрашивает она. Она недавно тоже закончила скоблить испачканный бок.

— Всё, — скрипит он.

— Подключаемся? — спрашивает она.

— Мне иногда кажется, — страшно скрипит он вместо ответа, — что когда-нибудь я подключусь, и произойдет короткое замыкание. Тогда наступит конец.

— Зачем об этом говорить перед подключением? — спрашивает она.

— Подключаемся, — в последний раз скрипит он.

— Подключаемся, — говорит она после небольшой паузы.

Он и она подключаются к аккумулятору и затихают.

В крохотном отсеке воцаряется тишина. Тусклый свет медленно гаснет, будто невозвратимо падающая звезда.

Поздний вечер. Где-то в нем затерян огромный дом. Движение внутри дома затихает. Лишь под окнами еще слышен шум: за живой запыленной изгородью по дороге мчатся запоздалые авто.

Но в небольшой комнате на первом этаже шума не слышно.

В комнате двое…

Свалилось на Боба Грейви это чертово ночное дежурство в полицейском участке. Не то чтобы оно выдалось слишком беспокойное. За всю ночь только и было дел, что задержали бродягу, который шлялся возле здания "Бэнк оф Аустралиа лимитед". Однако сомкнуть глаз по-настоящему не удалось, а Боб это очень не любил.

Теперь бродяга сидел в камере до выяснения личности, а Боб лежал в дежурке, развалившись на коротком диванчике. Были самые тяжелые предутренние часы, глаза у Боба сами собой закрывались. На столе рядом с телефонными аппаратами, с которых неизвестно когда в последний раз стирали пыль, лежала его фуражка с кокардой.

Над небольшим, но славным австралийским городком с необычным названием Балларат занимался ранний рассвет 13 декабря. Небо было безоблачным, и день обещал быть жарким.