Дж. Макинтош - Сражение на Венере [сборник]

Чтобы сохранить рассудок, Вирджиния стала отчаянно думать об Уоррене, пробирающемся в Цефор. На это ему требовалось время. Потом внезапно, после долгого периода бездействия, Вирджиния вырвалась от Серых и бросилась к Ивонне, упала рядом с ней на колени и увидела, что с ней не так уж все плохо. Не считая прибитых к земле рук, порезы, нанесенные ей Серыми, были болезненны, но поверхностны.

— Уоррен пошел за помощью, — прошептала ей Вирджиния. — Потерпи немного, и он вернется.

Когда Серые поставили Вирджинию на ноги, Ивонна дико закричала:

— Почему вы не трогаете ее? Почему мучаете только меня? Я больше не могу! А она может долго терпеть. Она сильная. Пожалуйста, оставьте меня. Пожалуйста… А-а… — завопила она, когда Серый склонился над ней с ножом. Больше она ничего не говорила, только кричала…

Почти час спустя Серые привели Уоррена. Вирджинии к этому моменту казалось, что прошли дни, а Ивонне — столетия. Увидев его, пытающегося отчаянно вырваться из толпы Серых, Вирджиния пришла в ужас. Она считала, она надеялась, что он пройдет. Вопрос был лишь в том, вернется ли он вовремя. Уоррен даже не взглянул на Вирджинию. Вместо этого, он спокойно смотрел на Ивонну.

Вирджинию Серые все еще не трогали — но ее время приближалось. Если они не хотели позволить Ивонне умереть, то должны дать ей передышку. Серые облепили себя травой, которая закрыла им всю кожу, придав ей угрожающий фиолетовый оттенок. То же самое они сделали с Ивонной, которая стала почти полностью фиолетовой.

Вирджинии показалось, что Серые вроде как-то стали переговариваться друг с другом. Внезапно, словно по сигналу, они повернулись к Вирджинии, и внутри у нее все сжалось. Она поняла, что настало ее время.

— Мне всегда было интересно, — произнес вдруг Уоррен, — какая у вас фигура.

Но, не будучи людьми, Серые не стали раздевать девушку. Они просто растянули ее на земле и перерезали путы, ожидая, что она бросится на них. Это было частью их забавы.

Внезапно Уоррен вырвался у своих конвоиров, но вместо того, чтобы попытаться бежать, он бросился к Вирджинии.

— Поддержите меня, — шепнул он. — Они не поймут, что происходит, и захотят посмотреть, что будет дальше. Им захочется посмотреть, как мы деремся.

— Так вы побывали в городе?

— Конечно. Я же сказал, что пройду туда. Но мы должны чем-то отвлечь их, чтобы они не ощутили приближение людей. Деритесь, черт вас возьми. Мы пока что в лесу. Если мы дадим им время подумать…

У него прервалось дыхание, потому что твердый кулак Вирджинии врезался ему в живот.

Серые и раньше видели, как люди дерутся за свою жизнь. Но не друг с другом. Это для них было в новинку. Вирджиния с Уорреном трудились всерьез, не жалея друг друга. Если бы драка оказалась поддельной и не взволновала бы Серых, им бы пришлось куда хуже. Для Серых не имело значения, что они мужчина и женщина. Сами Серые были моногенетичными и не отличали мужчин от женщин.

Маска Вирджинии порвалась, и она подумала, не остановят ли Серые драку. Она уже вдыхала яд, но это было неважно. Через шесть часов она или будет в безопасности, или смерть окажется для нее избавлением. Она сорвала маску и бросила ее под ноги, откинув с глаз волосы.

Уоррен вскрикивал от боли больше, чем этого заслуживали ее удары. Вирджиния вскрикнула только раз, когда Уоррен ударил сильнее, чем намеревался. И внезапно она поняла, что, поскольку Серые ощущают страх, они так же ощущают и боль, и в этом кроется корень их бесчеловечного садизма. После этого она тоже перестала смягчать свои удары.

Неожиданно кулак Уоррена, уже летящий к ее ребрам, изменил направление и сбил с ног ближайшего Серого. Как-то вдруг поляна заполнилась людьми в скафандрах. У них не было огнестрельного оружия, а только длинные ножи. И началась резня, поскольку ножи Серых не могли проткнуть скафандры.

Вирджиния с удовольствием участвовала в этой резне. Черная земля была залита кровью, причем вовсе не красной. Серые и не подумали бежать. Возбужденные жаждой крови, они не смогли быстро переключиться, чтобы начать размышлять и испугаться. Они стояли на своем, и были разнесены в пух и прах. Вплоть до последней особи.

— Теперь вы можете всем говорить, что знаете Серых, — сказал Уоррен.

Они находились вдвоем в комнате, цивилизованной комнате в городе Цефоре. Пушистый ковер, мягкие кушетки и кресла. Вирджиния бросилась в одно из них, так и не сменив своего костюма. От ее пижамной курточки мало что осталось, помимо воротника, еще меньше осталось от штанов, и Уоррен разглядывал ее с удовлетворенным любопытством или самодовольным удовлетворением, но ее это не беспокоило.

— В Цефоре оказался муж мисс Гламур, — пробормотал Уоррен. — Он шел со спасательной экспедицией, бедняга. Конечно, она дурочка, но…

— Я понимаю. Она умерла?

— Еще нет. Я сказал ей, что она спасла всех нас. Эта ложь не принесет никакой пользы ни ей, ни ее мужу, но, может, так ей будет приятнее.

— На самом деле, это не ложь. Она дала вам час времени. — Вирджиния вздрогнула. — Хотя, если бы не она, он бы нам не понадобился. Почему вы позволили им схватить себя?

— Чтобы дать время подкрасться остальным. А может, чтобы проверить, насколько вы можете быть жестокой. — Уоррен осторожно потрогал свои ребра. — Пока кончать с бизнесом героя. В следующий раз, когда произойдет что-то подобное, я действительно позволю рискнуть кому-нибудь другому. Кому угодно, кроме кое-кого… — Он усмехнулся, встал на ноги и пошатнулся. — Впервые вы заговорили со мной примерно часов девять назад. И с тех пор большую часть времени вы ненавидели меня. Как вы думаете, это достаточный срок для того, чтобы вы меня поцеловали?

— Ничто не заставит меня подняться с кресла, — пробормотала Вирджиния.

— Ничто? — усмехнулся Уоррен. — Вы хотите подраться еще раз?

Вирджиния поспешно поднялась.

— Ничто, — сказала она, — кроме этого.

Густые венерианские джунгли походили на горшок с тушеным шпинатом. Кругом стояли растения, такие же высокие, как земные секвойи, обильно произрастали гигантские сорняки самых гротескных очертаний, и все это переплетали виноградные лозы толщиной от карандаша до человеческого бедра, создавая со всех сторон непроницаемые стены. В джунглях царила стопроцентная влажность, клубящиеся белые облака тумана пытались скрыть пышную растительную массу. Туман и полог виноградных лоз погружали этот зеленый ад в темноту, где видимость ограничивалась несколькими футами. Кроме того, там царила жара, от которой нервы землян натягивались, как струны.