Кейт Лаумер - Машина времени шутит (сборник)

Сразу же я оказался в центре толпы. Никто ничего особенного не делал, все просто толпились. Теплые, пыхтящие тела, тесно прижавшиеся ко мне. Я чувствовал их запах. Это совершенно нормально, телам свойственно иметь запах. Кто-то наступил мне на ногу и сказал: «Извините». Кто-то другой наступил мне на другую ногу и не извинился. Какой-то человек упал и умер. Никто не обратил на это внимания. Я, может быть, тоже не обратил бы на это внимания, если бы этим человеком был не я.

Я очистил сцену и присел на обочину, наблюдая за печальным солнечным светом, освещающим обрывки бумаг, гонимые ветром по мостовой. Это был грязный мертвый город. Импульсивно я очистил его, убрав даже въевшуюся во фронтоны зданий сажу.

Теперь это стал чистый мертвый город.

— Конечной целью человеческой дружбы является желанная и любящая женщина, достигшая брачного возраста и с покладистым характером.

Соответственно я оказался в фешенебельной квартире на плоской крыше небоскреба, из высококлассного музыкального центра раздавалась тихая музыка, вино было охлаждено. Отдыхая, она свободно откинулась на удобную череду мягких подушек. Она была высокой, с красивой фигурой и копной каштановых с красноватым оттенком волос, гладкой кожей, огромными глазами и маленьким носиком. Я налил. Она сморщила носик, увидев вино, и зевнула. У нее были красивые зубы.

— Боже мой, неужели у тебя нет каких-нибудь современных записей? — спросила она. У нее был высокий, звучный и привыкший повелевать голос.

— Что ты предпочитаешь? — спросил я.

— Не знаю. Что-нибудь легко запоминающееся. — Она снова зевнула и посмотрела на массивный браслет с изумрудами и бриллиантами на своей руке.

— Ну, давай, скажи, — попросила она. — Сколько он стоит?

— Я получил его бесплатно. У меня приятель занимается этим бизнесом. Это для рекламы, подделка.

Она сняла браслет и бросила его на ковер в дюйм толщиной.

— У меня ужасно болит голова, — прохныкала она. — Вызови мне такси.

— Это показывает, что ты на самом деле думаешь о девушках, которые живут в фешенебельных квартирах и имеют классные музыкальные центры, — сказал я себе, расставаясь с ней взмахом руки. — Что тебе нужно на самом деле — это домашняя девушка, милая, невинная и непритязательная.

Я поднялся по ступеням маленького белого коттеджа со свечкой на окне, она встретила меня у двери с тарелкой домашнего печенья. Она щебетала о своем саде, шитье и приготовлении пищи, пока мы обедали кукурузным хлебом и черноглазыми сливами с кусками деревенской ветчины. После этого она мыла посуду, а я ее вытирал. Потом она плела кружева, а я смазывал маслом упряжь или что-то в этом роде. Через некоторое время она сказала: «Спокойной ночи», — и тихо вышла из комнаты. Я подождал пять минут и последовал за ней. Она как раз откидывала лоскутное стеганое одеяло; на ней была толстая шерстяная рубашка, а волосы заплетены в косы.

— Сними ее, — сказал я. Она сняла. Я посмотрел на нее. Женщина как женщина.

— А, давай ляжем в постель, — сказал я. Мы легли.

— Ты ничего не хочешь сказать мне? — поинтересовался я.

— Что я должна сказать?

— Как тебя зовут?

— Ты не дал мне имени.

— Тебя зовут «Милосердие». Откуда ты родом, Конкордия?

— Ты не сказал.

— Ты родом из-под Дотана. Твой возраст?

— Сорок одна минута.

— Ерунда! Тебе, по крайней мере, э-э… двадцать три года. Ты прожила полнокровную счастливую жизнь, теперь ты здесь со мной, это предел твоих мечтаний.

— Да.

— И это все, что ты должна сказать? Разве ты не счастлива? Или ты печальна? Неужели у тебя нет собственных мыслей?

— Конечно. Мое имя Конкордия, мне двадцать три года, и я здесь с тобой…

— Что ты сделаешь, если я ударю тебя? Предположим, я подожгу дом? Что если я скажу, что намерен перерезать тебе горло?

— Как прикажешь.

Я крепко обхватил голову руками и подавил вопль ярости.

— Подожди минутку, Конкордия — это все неправильно. Я не хотел, чтобы ты была автоматом, повторяющим все, что я вложил тебе в голову. Будь реальной, живой женщиной. Отреагируй на мои…

Она подтянула одеяло до подбородка и завизжала.

Я сидел на кухне один, пил холодное молоко и часто вздыхал.

— Давай обдумаем все заново, — предложил я себе. — Ты можешь сделать это любым способом, каким пожелаешь. Но ты пытаешься сделать слишком быстро; ты слишком многое сокращаешь. Весь фокус в том, чтобы начать медленно, выстроить детали, сделать их реальными.

Поэтому я придумал маленький городок на Среднем Западе, с широкими мощеными улицами, с просторными старыми домами, которые были не объектами показа, а просто удобными, где вы могли бы покачаться в гамаке и побродить по траве, сорвать цветок, не чувствуя, что вы совершаете акт вандализма и разрушаете основы мироздания.

Я прогуливался по улицам, вбирая все в себя, проникаясь их духом. Была осень, и где-то сжигали листья. Я взобрался на холм, вдыхая резкий привкус вечернего воздуха, ощущая себя живым. Мягкие звуки фортепиано плыли над газоном у большого кирпичного дома на вершине холма. Там жила Пьюрити Этустер. Ей было всего лишь семнадцать, и она была самой красивой девушкой в городе. У меня возникло импульсивное желание сразу же заглянуть к ней, но я продолжил прогулку.

— Ты новый человек в городе, — произнес я. — Ты должен обосноваться, а не просто въехать на коне. Должен познакомиться с ней принятым в обществе способом, произвести впечатление на ее родственников, угостить ее содовой, сводить в кино. Дай ей время. Сделай все реальным.

Комната стоила пятьдесят центов. Я хорошо поспал. На следующее утро я обратился в поисках работы всего лишь в три места, как получил ее с оплатой в два доллара в день у Зигеля — владельца фирмы «Скобяные товары и фураж». На мистера Зигеля произвело благоприятное впечатление мое дружелюбное, открытое лицо, вежливые и уважительные манеры и явное рвение к тяжелой работе.

Через три месяца мое жалование поднялось до 2,25 доллара в день, и я по совместительству стал исполнять обязанности счетовода. В своей комнате в пансионе я содержал канарейку и полку вдохновляющих книг. Я регулярно посещал церковные службы и вносил в качестве пожертвования два цента в неделю. Я ходил и на вечерние бухгалтерские курсы повышенного типа, выписал учебник Чарлза Атласа, и позволял своим мускулам расти не больше, чем можно было отнести на счет динамического напряжения.

В декабре я встретил Пьюрити. Я убирал снег с пути ее отца, когда она появилась из большого дома. Она очаровательно выглядела в мехах и подарила мне улыбку. Я хранил ее, как драгоценность, неделю и запланировал попасть на вечеринку, которую она намеревалась посетить. Я готовил пунш для гостей. Она снова мне улыбнулась. Ей понравился мой загар, волнистые волосы, обаятельная улыбка, неуклюжесть молодого моржа. Я пригласил ее в кино. Она согласилась. Во время третьего свидания я немного подержал ее за руку. На десятом поцеловал ее в щеку. Через восемнадцать месяцев, когда я все еще целовал ее в щечку, она сбежала из города с трубачом из джаз-банда, послушать который я ее приглашал.